Сатана-18 (СИ)

Три недели титанических усилий принесли плоды. Проект приближался к завершению. За это время были отремонтированы компьютеры, обойдены и нейтрализованы предохранители, предотвращающие несанкционированный запуск, и решены проблемы с топливом. Hа следующий понедельник было назначено первое испытание всех систем. Михаил определил, что твердое топливо ракеты не потеряло своих качеств и жидкое горючее будет закачиваться в баки двигателей второй и третьей ступеней в установленный час. Постепенно сформировалось разделение труда. Михаил и Глаша работали в шахте, обслуживая направляющие лопатки сопла, моторы и модернизированную навигационную систему. Катя обрела свое привычное место на полу «стакана», где играла с куклой возле вытяжных каналов. Ее красочные пластиковые игрушки были разбросаны по потрескавшейся бетонной поверхности, которую недавно осушили. Между тем в центре управления полетом Наваф и Маджед, окруженные схемами и чертежами, паяли электронные компоненты, устанавливали мониторы и новые электронные платы. С момента прибытия боевики изменились. Теперь, больше не было необходимости скрывать свое истинное лицо, они превратились в тех, кем были раньше. Они носили белую национальную одежду и молились пять раз в день. Их диетические ограничения — никакой свинины, никакого алкоголя и никакого мяса плотоядных животных — строго соблюдались. Религиозные песни разносились из радиомагнитолы, которую они привезли с собой. Эти звуки, проникающие во все три уровня подземного здания, раздражали Беловых, особенно по ночам. И все же они привыкли к заунывным мелодиям и научились затыкать уши, чтобы блокировать неприятные ощущения. Раз в неделю Танвил отправлялся в Ужур и привозил продовольствие и местные новости; однако случившееся в захолустье было настолько мизерным и ничтожным, что не заслуживало никакого упоминания. Продукты сваливали в кладовку. Кухонный холодильник не работал и никто не удосужился его починить, потому Танвил через день ездил на ближайшую ферму за молоком и другими молочными продуктами. Несколько часов два раза в неделю Кате разрешалось подниматься на поверхность, чтобы погреться на солнце и подышать свежим воздухом. Девочку сопровождал кто- нибудь из ее родителей. Во время одной из таких вылазок Глаша нашла склад, где хранилось оборудование для парашютного десантирования, а Михаил тайно пронес один за другим три парашюта в отсек, который он установил в полу боеголовки.

Днем боевики и Беловы не общались, но встречались каждый вечер в столовой, которая вскоре стала выглядеть вполне благоустроенной, украшенной несколькими фотографиями иракских городов и мусульманских достопримечательностей, а также, купленными в мебельном магазине, красным ковром и желтым полосатым диваном с верблюжьими кисточками. Они были вежливы и приветствовали Беловых улыбками и поклонами. Рана на голове Навафа медленно заживала; Глаша обработала ее лекарствами из своего личного запаса и наложила свежую повязку. С самого начала медицинской помощи Наваф так влюбленно смотрел на Глашу, что Михаил забеспокоился. Однажды ближе к вечеру Глаша была одна на кухне и готовила салат с вареной говядиной, картофелем и маринованными огурцами. Наваф проскользнул в дверь, огляделся, убедился, что они наедине, и протянул поварихе букет полевых цветов. Букет был хорошо подобран, красиво оформлен и красочен. Наваф болезненно улыбался, а Глаша, избегая его настойчивого взгляда и не поднимая головы, продолжала резать отварную говядину. Маслянистые глаза Навафа напомнили Глаше их первую встречу в Ужуре, которая закончилась плачевно для соискателя. Проходили минуты. Поклонник, заметив враждебное отношение Глаши, не был обескуражен. Положив цветы на стол, он, тяжело дыша, пробормотал на ломаном русском, «Глаша, послушайте, вы такая горячая дама. Я бы хотел взять вас с собой в Сирию». Его лицо искажала нервная ухмылка и он переминался с одной ноги на другую. «Значит, ты говоришь на нашем языке», воскликнула Глаша. «Почему ты притворялся немым и глухим?» Она наполнила стакан водой и подошла к кавалеру поближе. Пар от кастрюли с варящейся свеклой клубился к потолку, заслоняя свет. «Крокодил! Аллигатор! Пугало! Ничтожество!» во всю мощь своих легких трубила Глаша. «Для тебя я не Глаша! Для тебя я Глафира Пантелеевна!» Обиженная повариха прокричала в уши Навафа свое полное имя, имя уважаемой женщины. «Пошел вон, проклятый; пошел вон, убийца!» Закончив вопить, она, ловко плеснула террористу водой в лицо. Попадание было удачным. Наваф стоял мокрый, как оплеванный, и капли воды, застывшие на его круглой безволосой мордахе, действительно, напоминали слюну. Ладонью он протер глаза, повернулся и, сгорбившись, молча удалился. После этого инциндента он избегал Глаши; но влечение к женщинам на кухне, готовящим еду, никогда не оставляло его.