Сатана в предместье. Кошмары знаменитостей

Скромник и человек примерного поведения, он имел друга, которого ценил за проницательность, хоть и осуждал за привычки, которые в своей благонамеренности никак не мог одобрить. Друг этот, носивший имя Верити Хогг-Покус, был вечно пьян и не вылезал из пабов. Считалось, что он должен где-то ночевать, но он никому не позволял узнать правду, состоявшую в том, что он снимал комнату, где помещалась одна кровать, в самых отвратительных лондонских трущобах. Обладатель яркого журналистского таланта, он, сталкиваясь с безденежьем, на время неохотно трезвел и писал такие острые, такие кусачие статьи, что органы печати, гонявшиеся за подобными материалами, не могли не принять их к публикации. Более приличные газеты были для него, конечно, закрыты, ибо их не устраивала его откровенность. Он разбирался во всех политических хитросплетениях, но не знал, как извлечь из этого прибыль. Он перебрал множество рабочих мест, но отовсюду изгонялся, потому что не скрывал от начальства свои находки – сор, который кто-то тщательно заметал под ковер. От неосторожности или по причине остатков нравственности он ни разу ничего не заработал, шантажируя тех, о ком узнавал компрометирующие сведения. Вместо этого он в подпитии сообщал их случайным знакомым в непритязательных барах.

Делясь с ним своим недоумением, Шовелпенни сказал:

– Похоже, что вся эта история высосана из пальца, но мне непонятно, как это работает и какой цели служит. Возможно, ты, так хорошо разбирающийся в чужих секретах, поможешь мне понять, что происходит.

Хогг-Покус, цинично наблюдавший за ростом всеобщей истерии и состояния сэра Теофила, был рад и польщен.

– Ты, – ответил он, – именно тот, кто мне нужен. У меня нет сомнений, что нам морочат голову, только не забывай, что говорить об этом опасно. Возможно, вместе – ты со своим знанием науки и я со своим знанием политики – мы сумеем проникнуть в тайну. Но поскольку говорить опасно, а я, выпив, становлюсь говорлив, тебе придется запереть меня у себя дома и снабдить достаточным количеством выпивки, чтобы я не взбунтовался во временном заключении.

Шовелпенни понравилось это предложение, но он был ограничен в средствах и не знал, как обеспечить Хогг-Покуса спиртным на продолжительное время. Тот, впрочем, не всегда обретавшийся на самом дне, в детстве был знаком с леди Миллисентой и теперь сочинил пламенную статью о ее достоинствах и прелестях в десятилетнем возрасте, которую продал в модный журнал за немалые деньги. Их вместе с учительским заработком Шовелпенини должно было при должном тщании и экономии хватить на спиртное на протяжении длительного периода.

Хогг-Покус приступил к систематическому расследованию. Было очевидно, что кампанию начала «Дейли лайтнинг». Зная толк в сплетнях, он не сомневался в тесной связи между этой газетой и сэром Теофилом. Всем было известно, что первой марсианина узрела леди Миллисента и что в научной составляющей всей этой истории был замешан Маркл. В неутомимом мозгу Хогг-Покуса стала складываться первая версия событий, но что-то более определенное было возможно только в том случае, если удастся разговорить осведомленных людей. Хогг-Покус надоумил Шовелпенни напроситься на разговор к леди Миллисенте, стоявшей у истоков первого фото марсианина и явно замешанной во всей афере. Шовелпенни с недоверием отнесся к циничным гипотезам, которыми фонтанировал его друг, но ум ученого подсказал ему правильное начало расследования – предложенную Хогг-Покусом беседу с леди Миллисентой. Он написал ей почтительное письмо, в котором сообщил, что должен увидеться с ней по важному делу. К его удивлению, она согласилась и назначила ему время. Он привел в порядок свою одежду и причесался, желая выглядеть приличнее обычного, после чего отправился на решающую встречу.

V

Горничная пригласила его в будуар леди Миллисенты, где та, как водится, сидела в кресле перед спрятанным в куклу телефоном на столике.

– Итак, мистер Шовелпенни, – начала она, – ваше письмо заставило меня задуматься, что же вам понадобилось со мной обсудить. Я всегда считала вас блестящим ученым, а себя – безмозглой дамочкой, способной похвастаться только мужем-богачом. Но, получив ваше письмо, я дала себе труд познакомиться с вашей карьерой. Целью вашего визита никак не могут быть деньги. – И она мило улыбнулась.

Шовелпенни еще не приходилось встречать женщину, у которой богатство сочеталось бы с приятным нравом, и он смутился от своих неожиданных чувств. «Прекрати! – приказал он себе. – Ты здесь не ради чувств, а чтобы начать важное расследование». Он взял себя в руки и заговорил: