Сатана в предместье. Кошмары знаменитостей

Она тоже была заинтригована. Полное молчание автора письма о собственных достоинствах позволяло предположить, что они настолько велики, что он считает их само собой разумеющимися. На фотографии он выглядел умным весельчаком, даже проказником. Она ответила ему одному, приложив собственную фотографию во всей красе и назвав день, когда они могли бы встретиться за обедом в Мэнор-Хаус. Он согласился. Назначенный день настал.

Мэнор-Хаус и присутствие за столом миссис Ментейт повышали респектабельность и социальный статус Пенелопы. После обеда они остались вдвоем и продолжили знакомство. Он начал со слов, что по части красоты в ее объявлении не было преувеличения, и выразил удивление, что она прибегла к такому способу найти мужа, ведь для нее – как ему приятно это говорить! – нет задачи легче. В ответ ей пришлось объяснить положение у нее дома и основания неприятия духовенства. С каждой минутой его наполовину шутливое, наполовину серьезное сочувствие становилось ей все приятнее, и в ней росло убеждение, что жизнь в роли его жены была бы во всех отношениях противоположностью жизни в роли дочери своего отца.

К концу второго часа их тет-а-тет она уже была в него влюблена, и он, насколько она могла судить, был к ней по меньшей мере неравнодушен. Тогда она заговорила о проблеме, не дававшей ей покоя:

– Мне только двадцать, и замужество без отцовского согласия для меня невозможно. Он никогда не позволит мне выйти за человека без духовного сана. Когда я вас ему представлю, вы сможете убедительно притвориться священником?

При этом вопросе его взгляд стал насмешливым, вызвав у нее удивление, но ответ обнадежил:

– Да, думаю, у меня получится.

Пенелопа была рада втереть отцу очки в паре с таким партнером, с которым как никогда чувствовала себя самой собой. Она сказала отцу, что он – знакомый миссис Ментейт, которого она случайно повстречала в ее доме. Отец был, естественно, огорчен перспективой утраты бесплатной рабочей лошадки, но миссис Ментейт поддержала Пенелопу, убедив его в безупречной набожности молодого человека и в том, что он находится в процессе избрания духовной карьеры. В конце концов старик нехотя согласился взглянуть на этот образчик благочестия и дать согласие на помолвку в случае положительного результата инспекции. Пенелопа не находила себе места от страха, что Филипп окажется не на высоте и отец разоблачит подлог. Какова же была ее радость, когда все прошло как по маслу! Молодой человек разглагольствовал о приходе, где якобы служил вторым священником, описывал своего викария, объяснял, что принял сан ради поддержания традиции своей семьи, патриарх которой достиг возраста 90 лет, и, сияя, распространялся о важности и святости трудов, которым будто бы надеялся посвятить жизнь. Пенелопа только безмолвно ахала, но при этом радостно наблюдала, как мнение отца о Филиппе скачкообразно растет; когда молодой человек принялся цитировать Екклесиаста, оно достигло апогея.

Все сложности были устранены, и по прошествии нескольких недель состоялось венчание. Молодожены предприняли свадебное путешествие в Париж, поскольку Пенелопа объяснила, что ей опостылела сельская жизнь, она стремится к удовольствиям и предпочитает природным красотам увеселения в людской гуще. Медовый месяц стал для нее долгим восторженным сном. Муж был очарователен и ничуть не возражал против ее легкомыслия, долгие годы копившегося под спудом. На горизонте висела всего одна тучка. На свой собственный счет он был очень уклончив и скупо объяснял, что по финансовым причинам вынужден жить в деревне Попплтон в Сомерсете. Из его рассказов о большом соседнем доме, жилище сэра Ростревора и леди Кенион, она делала вывод, что он подрабатывает их агентом. Иногда она удивлялась, почему бы ему не поведать ей больше, но каждое мгновение их медового месяца было так упоительно, что у нее не было времени как следует пораскинуть мозгами. Он предупредил, что в одну из ближайших суббот должен быть в своем Попплтоне. До Рей-Хаус, где он жил, они добрались уже в темноте, и она слишком утомилась, чтобы помышлять о чем-либо, кроме сна. Он отвел ее наверх, и она, едва прикоснувшись головой к подушке, провалилась в сон.

III

Утром ее разбудил звон церковных колоколов. Открыв глаза, она уставилась на мужа, надевавшего сутану. От этого зрелища с нее мигом слетел сон.

– Зачем ты это надеваешь? – воскликнула она.

– Что ж, моя дорогая, – услыхала она в ответ, – пришло время кое в чем сознаться. Прочитав твое объявление, я сначала испытал только удивление и предложил встретиться, скорее, в шутку. Но, увидев тебя, я влюбился. В Мэнор-Хаус мое чувство становилось глубже с каждой минутой. Я решил тебя завоевать, а поскольку честными способами это было неосуществимо, я прибег к обману. Не стану больше тебе врать: я приходской священник. Мой якобы обман был на самом деле правдой. Меня извиняет только сила моей любви и невозможность заполучить тебя другим способом.

Спрыгнув с кровати, она крикнула: