Сатана в предместье. Кошмары знаменитостей

– Нет, моя дорогая, если вы хотите, чтобы ваша месть чего-то стоила, то извольте применить ее к кому-то достойному. Таковым является, например, епископ Гластонбери, чьих духовных детей вы поманили суетностью. Не удивлюсь, если он окажется противником вам под стать. Устрою-ка я вам турнир! Я сама буду присуждать «за смелость щедрые награды – обворожительные взгляды»[9], не сомневайтесь, совершенно беспристрастно, потому что, при всем уважении к епископу, не могу не похвалить вас за авантюризм.

IV

Епископ Гластонбери обладал широкой эрудицией и благодаря ей достиг высокого духовного сана! Ему не помешало даже легкомыслие, которое с прискорбием замечали в нем некоторые. Скандалов ему удавалось избегать, однако он был замечен в любви к обществу красивых женщин и склонности покидать в беседах с ними стезю серьезности. Леди Кенион, хорошо его знавшая, все рассказала ему о Пенелопе и о разгроме, который та учиняет среди его духовенства.

– Она неплохая, просто сильно рассержена, – предупредила она. – Признаться, у нее есть на то основания. Я не сумела хорошо на нее повлиять, потому что меня позабавила ее история и у меня не хватило духа ее корить. Вы – другое дело, дорогой епископ, вы, уверена, добьетесь успеха там, где я потерпела поражение. Если хотите, я устрою вам встречу здесь, а дальше видно будет.

Епископ согласился, и Пенелопа была приглашена на встречу с ним в Мендип-Плейс. В последнее время она осмелела и не сомневалась, что играючи справится даже с епископом. Она поведала ему свою историю, но ее сбивала с толку его улыбка в самых жалостливых местах. Когда она смотрела на него с обожанием – ни один викарий, даже ни один благочинный этого не выдержал, – он, к ее ужасу, только моргал. Тогда она сменила тон, стала простой и искренней. Епископ вытянул из нее, что ярость не мешает ей по-прежнему любить Филиппа, но гордость не позволяет в этом сознаться.

– Милая моя, – сказал на это епископ, отнесшийся к ней душевно, но несерьезно, – по-моему, путь, на который вы ступили, не принесет вам удовлетворения. Мир полон глупцов, готовых в вас влюбиться, но вы любить глупца не сможете. А умный наверняка увидит, что ваше сердце принадлежит мужу. Тому, как он с вами поступил, конечно, нет прощения, и я не предлагаю вам вести себя так, будто ничего не произошло. Но, чтобы добиться счастья, вы должны придумать что-нибудь получше совращения глупых пастырей. Что именно, решайте сами, но пусть это будет что-нибудь позитивнее и вообще лучше мести. – Потрепав ее по руке, он добавил: – Подумайте хорошенько и сообщите мне о вашем решении.

Она ушла домой разочарованная, впервые поняв, что на благородном гневе далеко не уедешь. Перемена образа жизни требовала трудных практических решений. Она не была готова к капитуляции и превращению в покорную жену сельского второго священника, тем более не собиралась возвращаться к отцу. Поэтому вставал вопрос о самостоятельном заработке. В длинном письме к миссис Ментейт она поведала, что произошло с ней после замужества, и закончила дружеским наставлением епископа.

«Вы были так добры ко мне, – писала она, – что мне совестно просить большего. Но, может быть, вы могли бы мне помочь твердо встать на ноги. Вы согласны встретиться со мной в Лондоне для разговора?»

После встречи с Пенелопой миссис Ментейт уговорила свою портниху принять ее к себе манекенщицей. Переехав в Лондон, молодая женщина прервала всякую связь с мужем. В Попплтоне о ней забыли. По ней никто не скучал, кроме миссис Куигли и, возможно, мужа, хотя тот скрывал свои чувства. Портниха не могла нахвалиться на свою манекенщицу и быстро обнаружила в ней недюжинный портновский талант. Пенелопа быстро пошла в гору и уже через три года неплохо зарабатывала. Она уже была на пути к тому, чтобы сделаться полноправной партнершей, но тут получила скорбное письмо от отца. Он писал, что хворает и боится, что скоро умрет:

Ты очень дурно поступила со мной и со своим достойнейшим мужем. Но я хочу положить конец всем размолвкам, прежде чем умру, поэтому буду рад, если ты хотя бы ненадолго вернешься в свой старый дом.

Со всей христианской любовью,

твой отец.

С тяжелым сердцем она отправилась на станцию Ливерпуль-стрит. Идя вдоль состава в поиске свободного места, она вдруг – как такое возможно? – увидела своего мужа. Он был одет не как священник, а как преуспевающий лондонец, и садился в вагон первого класса. Оба застыли, потом он воскликнул:

– Пенелопа! Дорогая, ты красива, как никогда!

– Филипп, – ответила она, – куда же девалась одежда, вызвавшая наш разрыв?

– Я доверил ее нафталину, – ответил он. – Во мне проснулся талант изобретателя, поэтому я покончил с Церковью. У меня высокий доход, сейчас я еду в Кембриджскую инструментальную палату по вопросу нового патента. Ты-то как? Не сказать, что мучаешься от бедности!