Если бы ты согласилась написать для меня драму? Мне бы хотелось что-либо особенное… Знаешь, ведь можно бы освежить что-либо классическое, переделав на современный лад!… Это теперь в моде. Хотя бы “Фауста”… Помнишь, как мы с тобой восхищались в консерватории “Фаустом”? Ещё у тебя было такое дивное иллюстрированное издание! Надеюсь, что оно цело… И вот можно было бы Гретхен одеть в парижский модный костюм, а “Фауста” - в кирасирский мундир. Вышло бы новей самых модных новинок… Если бы ты не поленилась приехать ко мне, - ведь это так близко от Петербурга, - то я бы объяснила тебе, и, пожалуй, моя мысль показалась бы тебе менее глупой. Писать же, ты знаешь, я никогда не умела… Право, приезжай, милочка. Бесконечно порадуешь твою старую Гермину Розен.
P.S. С ужасом вижу, что схватила по ошибке лист бумаги, на обороте которого подводила свои годовые счета… Переписывать письмо времени нет.
Надеюсь, ты простишь мою рассеянность и не рассердишься”.
Оборотная сторона письма действительно была испещрена цифрами, занимавшими целую страницу.
С удивлением прочла писательница это странное письмо… Пятнадцать лет молчания, и затем просьба переделать “Фауста” в современную пьесу! Надо же придумать такой вздор! И с чего это ей в голову пришло?
Погруженная в воспоминания далёкого прошлого, Ольга сложила письмо и уже собиралась засунуть его обратно в конверт, но взгляд её упал на исписанную цифрами заднюю страницу. Машинально развернула она снова большой лист почтовой бумаги и пробежала глазами ряды цифр. В голове её роились картины доброго старого школьного времени, когда они составляли себе костюмы по тому дивному изданию “Фауста”, с иллюстрациями Каульбаха, о котором вспоминала в этом письме Гермина Розен.
И вдруг Ольга схватилась за голову… Ей припомнилась маленькая подробность венской школьной жизни… Между несколькими, особенно дружными, приятельницами их выпуска существовал условный способ корреспонденции, как это часто бывает в школах. Способ этот придумала сама Ольга, вычитавшая его в каком-то романе и запомнившая чрезвычайно простую систему, расшифровать которую, однако, непосвящённому совершенно невозможно. Система называлась “двухкнижной”. У каждого из пишущих существовала одинаковая книга, название которой составляет тайну посвященных. В этой книге пишущий письмо отыскивает нужное слово, которое и отмечается цифрой. Одна цифра означает страницу, другая строчку, а третья слово, или наоборот. Цифры разделяются точками, запятыми, буквами, плюсом или минусом или каким-либо иным знаком. Для переписывающихся это значения не имеет, но для разбирающих эти разнообразные промежуточные знаки усиливает загадочность рукописи. Кроме того, для отвода глаз, все цифры складываются, что ещё больше спутывает непредупреждённых. Между Герминой и Ольгой книгой для таинственной корреспонденции в венской консерватории избран был “Фауст”.
Неужели Гермина вспомнила способ секретной корреспонденции и хотела сообщить ей нечто таинственное?
Ольга принялась внимательно рассматривать цифры, покрывающие страницу, и скоро убедилась, что они должны иметь особенное значение. Надо было только расшифровать их.
Поспешно отыскала Ольга среди книг, разложенных на столе в её гостиной, красивый том в красном переплете, - известное издание Каульбаховского Фауста и, развернув его, принялась подыскивать страницы и слова, согласно нумерации письма Гермины, причём постепенно заносила на клочке бумаги получаемые фразы.
Через час кропотливой работы перед нею было письмо, настоящее письмо Гермины:
“В память нашей старой дружбы, дорогая Ольга, ради всего святого, приезжай немедленно ко мне. Имею рассказать тебе важные и… страшные вещи. Написать не смею. Малейшее подозрение убьёт меня и тебя!…
Между тем не могу больше жить и не хочу умирать, унося в могилу страшную тайну. Приезжай, Ольга!… Узнав, что ты стала писательницей, я поняла, что Бог послал мне тебя. С твоей помощью мне, бедной, удастся, быть может предварить мир о страшной опасности. Приезжай, ради неба, Оленька!… Жду тебя поскорей, моя радость, ибо не знаю, как долго меня оставят в живых. Когда будешь отвечать, не упоминай ни намёком об этих строках, ибо письма мои, вероятно, читаются. О нашей же “криптограмме” никто догадаться не может! Приезжай, Ольга”…
С недоумением перечитывала Ольга эти загадочные строки… Что могли они означать? В уме её мелькнуло подозрение: уж не сошла ли с ума Гермина? Но нет… Для сумасшедшей эти строки были слишком логичны.
И вдруг Ольге припомнился отъезд Гермины на Мартинику в обществе лорда Дженнера. И точно луч света, прорезывающий ночную тьму, в голове русской писательницы мелькнула мысль: “Масоны”…
Да, очевидно тут замешаны масоны! Какая-нибудь адская интрига, в которую бедная молоденькая актриса была замешана против воли… Теперь она хочет облегчить свою душу признанием.
Предупреждённая депешей о приезде Ольги, Гермина Розен ожидала приятельницу на вокзале в Кенигсберге.