Сатанисты XX века

По вечерам все общественные сады были полны народа. На открытых сценах играли модные оперетки, а в увеселительных заведениях всех разрядов и протолкнуться нельзя было до вымощенных досками площадок, где местные цветные красавицы отплясывали «бегину» (нечто среднее между «тарантеллой» и «качучей»), «хабанеру» (танец гаванских сигарочниц) и различные негритянские танцы, приобретшие широкую известность в Европе под общим названием «кэк-уок». Все эти характерные, страстные танцы, несомненно, красивые и увлекательные, были столь же несомненно соблазнительны и неприличны. Правда, белые аристократки не посещали этих танцклассов под открытым небом, но цветные дамы и даже девушки, любящие танцы больше всего на свете, отплясывали, не обращая внимания на тёплый пепел, осыпающий смоляные кудри танцорок беловатой пудрой разрушения. Вулкан уже выслал своего предвестника, горячую металлическую пыль, на обречённый город.

В эти роковые дни Гермина чувствовала себя одинокой и покинутой. Лорд Дженнер уехал на несколько дней по каким-то «масонским делам», и она оставалась одна с немногими слугами, так как весь громадный штат, служивший маркизам Бессон-де-Риб, был распущен с более или менее значительными денежными наградами, согласно завещанию последнего маркиза.

Лорд Дженнер, назначенный исполнителем этого завещания и опекуном «отсутствующего» наследника маркиза Бессон-де-Риб, (исчезнувшего сына Лилианы и Роберта), поспешил исполнить желание своего покойного тестя и немедленно выплатил все завещанные суммы прислуге, которая постепенно разъехались, подгоняемая тем инстинктивным страхом, который выгонял стольких людей из города, над которым навис гнев Божий… Даже старики, служившие покойной маркизе Маргарите, обливаясь слезами, покидали виллу, где родились и надеялись умереть. Все они привыкли обращаться за советом к аббату Лемерсье, который всем советовал бежать из Сен-Пьера.

То же самое говорил старый священник и Гермине. Но разве могла леди Дженнер покинуть своего мужа? Она, тоскующая и напуганная, со страхом прислушивалась то к грозному голосу вулкана, то к легкомысленному смеху населения, распевающего политические куплеты, посещающего выборные собрания и спорящего о преимуществах того или иного кандидата, как будто бы ничего особенного не случилось. И некогда было людям, разгорячённым политической борьбой, обращать внимание на тихий голос церкви, проповедующей покаяние и молитву…

Возвышать же голос церкви Христовой уже не дозволялось. Радикальная масонская администрация добилась от слабовольного и робкого епископа (к тому же ещё очень мало знакомого с местными нравами и характером жителей Мартиники) — запрещения открытой проповеди на улицах и в церквах. Епископа, смертельно напуганного уличными беспорядками, нетрудно было убедить в необходимости «сохранить порядок» прежде всего, для чего будто бы необходимо было воздерживаться от всего, что могло показаться «провокацией», как, например, от крестных ходов и публичных молитв.

И вот в последние дни, которые милость Господня оставляла жителям Сен-Пьера для покаяния, вместо того, чтобы молиться и плакать у подножия алтарей, несчастное, совращённое и одурманенное масонами население плясало и пело политические куплеты, полные кощунства и неприличия.

Священники скрепя сердце повиновались приказанию своего епископа, и уезжали из Сень-Пьера незаметно и осторожно, чтобы не вызвать неуместных разговоров.

Таким образом покинул город женский монастырь урсулинок, при котором учреждён был детский приют-школа, где воспитывались до двухсот девочек-сироток разного возраста. Приют «перевели» в Макубу, якобы из-за необходимости «капитального ремонта», спасая таким образом бедных сирот и бескорыстных тружениц на ниве Христовой от гибели, ожидавшей столько гордых, богатых и тщеславных людей, верящих в своё влияние на «мировую историю».

К 7-му мая половина церквей Сен-Пьера была заперта за отъездом священников. Только те храмы, которые ещё не были заброшены прихожанами, обслуживались духовенством, хотя и видевшим угрожающую опасность, но не желавшим оставить своё стадо без пастырей… Вечная память этим проповедникам, сознательно шедшим на смерть из любви к ближнему! Их награда у Господа, но имена их достойны сохраняться на памятных листках католической церкви.

В числе этих оставшихся был и 88-летний аббат Лемерсье, смело продолжавший своё святое дело, проповедуя в храме, на улицах, в гостиных, — повсюду одно и то же: «Покайтесь… Молите Господа о милосердии, пока ещё не поздно…»

Увы, было уже слишком поздно.