Шестого мая вечером центральная электрическая станция перестала работать. Никто не знал, что случилось, но все видели, как зажжённые по обыкновению в 6 часов вечера фонари внезапно начали мигать, то вспыхивая громадным синим пламенем, то почти исчезая в больших стеклянных шарах на высоких металлических столбах. Это мигание продолжалось несколько минут, чрезвычайно забавляя уличную толпу, но затем, прежде чем любопытные успели добежать до здания электрической городской станции, фонари мгновенно погасли все сразу. И в ту минуту прекратилось движение электрического трамвая во всем городе.
Внезапная темнота произвела странное впечатление на население Сен-Пьера. Впервые паника, с такими усилиями отгоняемая от жителей, сдавила сердце части жителей. Город вдруг погрузился во мрак. С величайшими усилиями удалось кое-как осветить здание городской думы, где заседали «отцы города», колониальные власти и «учёные» коллегии. Театры и публичные заведения наскоро раздобылись свечами или керосиновыми лампами, и представления продолжались.
Но седьмого мая утром над Сен-Пьером нависла чёрная туча в форме гигантской косы или восточного ятагана. Эта туча постепенно надвигалась от Лысой горы к городу, и к полудню заполонила весь горизонт. Даже солнце тропиков не могло пронизать её чёрной массы. Тень от неё залегла над городом от одного предместья до другого, покрывая широко раскинувшийся по берегу моря Сен-Пьер таинственным сумраком мрачной печальной смерти.
Страшный вид имела эта туча в своей грозной неподвижности. Казалось, невидимая исполинская рука, высунувшись из кратера Лысой горы, держала громадную облачную косу над обречённым на гибель городом. Мысль эта невольно зарождалась в голове сотни тысяч людей и заставляла их робко искать взглядами того невидимого «всадника», в руке которого находилось призрачное орудие смерти.
Городской собор, где служил аббат Лемерсье, был полон молящимися. На проповедь старого священника отвечали глухие рыдания и стоны. Все пароходы, отходившие в тот день, были переполнены беглецами из Сен-Пьера.
Гермина присутствовала на этом богослужении и вернулась домой потрясённая и расстроенная. Слова старого священника находили отзвук в её собственной душе, полной страха и мрачной тоски. Впервые в душе её шевельнулась мысль, похожая на осуждение мужа, которого она до сих пор считала идеалом всех доблестей. Теперь в душе молодой женщины зародилось подозрение об эгоизме этого человека, оставившего свою жену одну в такое опасное время, одну в городе.
Неужели «масонские дела», потребовавшие его отъезда, были так уж неотложны?
Впервые осмелилась Гермина задуматься о том, что это за «масонское дело», постоянно отрывающее от неё её мужа. До сих пор она почтительно склоняла голову, слыша эти таинственные слова, н позволяя себе даже думать о «таких» вещах. Но сегодня ей не удавалось отогнать докучные мысли, разбуженные проповедью аббата Лемерсье…
Не находя покоя, бродила Гермина из дома в сад, из сада опять в дом. День тянулся мучительно долго. Да и роскошный сад виллы «Маргарита» уже не был райским уголком, как прежде. Мертвенно-бледный покров вулканической пыли уже одел великолепные деревья своим однообразным саваном, погребая под собой яркую окраску тропических цветов и свежую зелень листьев, на которой так радостно отдыхал глаз. Птиц уже два дня не было слышно. Сегодня же не видно стало и насекомых. Исчезли куда-то громадные бархатные бабочки, порхающие подобно оживлённым цветкам, и пёстрые жуки, сверкавшие подобно драгоценным каменьям на песке дорожек, на стеблях травинок, на ветках деревьев… Не слышно стало жужжания пчёл, и даже яркие стрекозы не носились больше над водой на своих трепещущих прозрачных крылышках. Сад точно слинял, теряя жизнь вместе с яркой окраской. Теперь эти мертвенно-бледные бесцветные аллеи наполняли душу робких недоумением и мучительным предчувствием чего-то рокового и неизбежного, надвигающегося Бог весть откуда…
Гермина убегала из этого мёртвого сада в роскошные комнаты своей квартиры, но и там не находила покоя. Из каждого угла глядели на неё воспоминания о дорогих людях, исчезнувших так же быстро и так же загадочно, как пёстрые бабочки и голосистые птицы из слинявшего, умирающего сада. Всё, что было необъяснимого в этих исчезновениях, вставало в воспоминания, наполняя душу смутным ужасом и гнетущей тоской. И эти мучительные чувства росли с минуты на минуту…
Тщетно пыталась Гермина заглушить тоскливые думы воспоминанием о Лео. Сегодня только получила она от него длинное письмо, присланное с нарочным неизвестно откуда. Письмо это было самого успокоительного содержания, оно обещало скорое окончание «скучных дел». Лео шутил в своем письме, подтрунивая над «огнедышащим чудовищем» и обещая Гермина немедленно явиться к ней в случае опасности, чтобы увезти её подальше от всех неприятностей.