Сатья-Юга, день девятый

— Спешить больше некуда, — Серафим совсем по-человечески потянулся и зевнул. — До суда минут пять осталось. Приведи себя в порядок, если хочешь присутствовать.

Улица была чиста, насколько это возможно. Кое-где лежали банки и обрывки плакатов. У дальнего перекрестка топтались последние из участников спонтанного митинга, силясь, судя по всему, вспомнить свои недавние требования. Несколько полицейских покрикивали на них из машины, но подойти не пытались.

— Нас видят?

— Не обращают внимания, — сказал Серафим. — Но каков пассаж! Под землю! Целый киоск! И ладно бы кто постарался, а то — трубы!

Маркиз пропустил момент, когда пришли основные участники действа. Просто вдруг оказалось, что вместо снежной каши под ногами мрамор, вокруг снова стоят чистые колонны, а мутное февральское небо сменила темная бездна, из которой свешивались четыре люстры невероятных размеров, сплошь в потеках старого свечного сала и пятнах копоти. За колоннами еще можно было разглядеть улицу, где вылезал из бежевого фургона человек с треногой и сумкой. А между колонн вдоль твердеющих стен сновали черные и белые фигуры, стараясь рассредоточиться по двум сторонам зала.

Привести себя в порядок возможности не было, хотелось курить, и, впридачу, нужно было кормить обезьян. Обо всем этом Маркиз перестал думать, когда вошла Марта.

Выглядела она так себе. Под расстегнутым пуховиком у нее была одна футболка, лицо помято, точно со сна, волосы приглажены наспех. Марта медленно прошла к пустым местам, села, сложив руки на коленях, и только тогда осмотрелась. Плотно сжав губы, она обвела взглядом ангелов, стоящих рядом, демонов, сгрудившихся напротив, увидела Маркиза и коротко кивнула, прикрыв глаза.

Серафим куда-то исчез, а трое его свидетелей осматривали Большой зал широко распахнутыми глазами.

Маркиз дернул Катю за рукав:

— Я буду здесь. Не удивляйся ничему, милая, здесь нет ничего, кроме красоты и справедливости. Это место, где разрешаются все споры.

— Что здесь делает человек? — Серафим выскользнул из группы одинаковых ангелов с одинаковыми клинками в белых ножнах и копьями вдвое выше их самих. Ангелы стояли ровно, так что Маркиз готов был поклясться: никто из них ни на миллиметр не выступал за невидимую черту.

— Я привел, — сообщил один из строя близнецов. — Она сбежала от врачей. Требует дать ей слово как свидетелю защиты.

— Что?! — приятно было видеть Серафима поперхнувшимся. — Спасибо, Варахиил. Ну и кто же, — он склонился к Марте, — вас завербовал?

— Маркиз ада Набериус, — шевельнула сухими губами Марта.

Серафим нашел глазами Маркиза и придавил его к стене тяжелым взглядом.

— Посвящение прошли?

— Что? Нет. Поверила на слово.

— Давно?

— Четыре дня назад.

— Хор-рошо, — озадаченно проговорил Серафим. — Назовите себя.

— Евгения Мартынец. Человек, — после паузы добавила Марта.

Марта говорила очень тихо, едва открывая рот, но голос ее был отчетливо слышен повсюду, и Маркиз еще помнил, что это никак не связанно с важностью произносимой свидетелем информации. Просто акустика Большого настраивалась на другие частоты. Человеческий голос был для этих стен оглушительным.

Потемнело, и из дальнего конца колоннады вышли двое — ангел и бес, оба из низших сфер.

— Встать, — хором произнесли они, и по залу прошла волна: все вставали.

Серафим улыбнулся и замер, глядя в пустоту. Рядом с ним застывали с мечтательными улыбками архангелы; демоны, стоявшие возле Маркиза, прекратили перешептываться и смотрели перед собой, застыл (только отбивал на полу одному ему слышимый ритм) шкаф — свидетель обвинения, изумленно подняла голову и заулыбалась, вслушиваясь во что-то, Катя. Что она сейчас слышит, подумал Маркиз. Чью песню, чей голос, какие строки? А что слышу я, подумал он, и понял, что голос уже звучит.

Спой, светик, — сказал голос — высокий, детский, лишенный особенного выражения. — Не стыдись. Что ежели, сестрица, при красоте такой и петь ты мастерица…

Что за бред, подумал Маркиз.

А невидимая девочка, запинаясь, говорила: ведь ты б у нас была царь-птица, — и делала вид, что смеется.

Глава 7

Нигде и никогда

— Ваши показания имеют ценность, если говорить о последних четырех днях жизни подсудимого, — Варахиил смотрел на Женю теплым, обволакивающим, точно вата, взглядом. — Да, не отлучался. Да, мог предвидеть… эээ… аварию. Да, должен был узнать…

— И непременно узнал бы, — вмешался Маркиз. — Я приходил практически без маскировки. Только когда увидел серафима, закрылся.

— Следствию известны обстоятельства вашего визита, — вкрадчиво сказал Варахиил. — Хотелось бы получить аналогичные доказательства в отношении более раннего периода.

— Пять дней назад! — крикнула с места Дарья. — У меня сломалась стиральная машина. В тот же день у мамы повысилось давление. И это чувство… как будто что-то давит…

— Пять дней назад Ариман Владимирович также присутствовал на рабочем месте, — тихо сказала Женя.

— И это нам известно, — развел руками Варахиил. — Но тогда вы не знали всех… эээ… подробностей. Могли не заметить некоторых особенностей поведения подсудимого.