Сатья-Юга, день девятый

— При чем тут счастье. Я несу им творчество, любовь, надежду, вдохновение, весь это букет вредных привычек, вроде сомнения и неудовлетворенности собой. Я заставляю их искать и развиваться. А счастье для них — это то, что вы, Маркиз, так не любите: сытое, тихое удовольствие. И если вы считаете, что Свет добивается именно этого, маловато вы знаете о Свете.

Группа молодежи за моей спиной скандировала невнятные призывы повесить Гоголя.

— Тупик, — заметил Маркиз. — Никто из нас не отступится. И люди отсюда не уйдут.

— А ты, — между нами вклинилась группа митингующих, и мне приходилось перекрикивать их гомон, — почему ты не забрал Самаэля, когда приходил к нему?

— А он не знал, кто я! — крикнул мне в ответ Набериус. — Я приходил не к нему, а… — он запнулся. — Не мог я его забрать! Там люди были!

Я видел, что он не врет. Маркиз действительно не взял Самаэля сразу же только потому, что с ним были люди, которые могли пострадать в случае неадекватной реакции Сатаны. Он ждал, когда Самаэль отправится домой, чтобы встретить его по дороге. Не дождался. Или?..

Какой же ты дурак, сказал шеф. Второй раз он ловит тебя на ту же удочку. В отпуск, Серафим. Срочно в отпуск. Стареешь, Серафим.

Но в этот раз я реагировал быстрее. Маркизу удалось меня задержать, и довольно сильно, но теперь я не рассчитывал справиться сам, и шансов у Набериуса не было никаких. Он мог прятать Самаэля, отвлекая меня своими нелепыми спорами. Он мог дать Самаэлю уйти. Это все было эффективно, пока единственным ангелом на Земле был я.

Я люблю своих ребят прежде всего за то, что они не задают лишних вопросов. Никто из них не стал спрашивать, что я здесь делаю и зачем они мне нужны. Они просто пришли — ослепительным пламенем рухнули с небес по обе стороны от меня, и мир вокруг наполнила такая бездонная, всепоглощающая радость, что я не испытал ни капли удивления или страха, глядя, как за спиной Маркиза сгущается тьма.

Набериус

Катю он отыскал без труда: она стояла на том же месте, где Серафим ее оставил, рядом с гетерой в шубе и похожим на шкаф мужиком в темных очках.

— Папа, — сказала она.

— Я с тобой, — он прижал Катю к груди. Она стояла, опустив руки.

— Это конец? — спросила она.

— Не знаю, — прошептал Маркиз. — Может быть. Когда силы равны, и никто не может остановиться…

— Хорошо сработано, — Каим, расправляя воротничок, возник перед ними. — Когда ты понял, что он тянет время?

— Поздновато. Но вам под силу это исправить. А теперь пошел на.

— Это еще кто? — подозрительно уставился на Каима шкаф.

— Дрозд, насколько я помню, — ответила гетера. — Ты забываешь, или он тебе этого не передал?

— Забываю, — вздохнул шкаф. — Выветривается из меня оно…

— Вот так оно и бывает, — сказала гетера, повернувшись к демонам. — У знаний, вложенных Серафимом, тоже есть срок годности.

Каим засмеялся.

— Пошел! — повысил голос Маркиз.

— Брось, — Каим поежился на ветру. — Лучше переждать здесь. Когда все это закончится, я вытащу вас куда-нибудь на Второе небо. Не пропадать же вам тут… Хоть и Светлые, а все-таки не совсем чужие…

— А остальные?

По улице двигалась неровная шеренга людей разных возрастов. Кто-то уже держал над головой наспех сделанный транспарант.

— Не могу же я спасти всех. Я все-таки не ангел.

— Не похоже на конец света, — буркнул шкаф. — Обычная демонстрация.

Светлого зрения Серафима в нем почти не осталось, и он не видел того, что происходило в центре митинга.

— Поверьте, — сказал Маркиз, — именно так и выглядит конец света. Рано или поздно кого-то убьют, начнется цепная реакция, а потом они поднимут мертвых, и — все.

Катя всхлипнула в его объятиях.

Марта, думал Маркиз. Марта должна быть жива. И где бы она ни была, ее нужно найти. Ангелам сейчас не до нее. Им даже не до Самаэля. Но отправиться искать Марту, значит — оставить дочь. И Маркиз стоял, крепко обнимая Катю, и сам не замечал, как трется о ее волосы заросшей щекой.

Пламя, выжигающее мир вокруг себя, захватило уже большую часть улицы и продолжало двигаться.

— Что они все орут? — шкаф покосился на ближайших к нему демонстрантов, поднимающих плакат в поддержку Уилки Коллинза.

— Фамилии известных писателей, — сказал Каим. — Ваш новый друг, — он ткнул пальцем в сторону Маркиза, — неплохо разбирается в литературе. Ваш старый друг и вовсе достиг в литературе фантастических высот. У них не было времени пихать в головы этих бедняг что-то кроме литературы. Страшно, — он вытащил из кармана перчатки и стал их натягивать на замерзшие пальцы. — Мы с ними, — кивок на светящиеся крылатые сгустки, непрерывно летящие над головами, — вырастили поколение людей, которые будут биться и умирать не за то, что считают нужным, правильным, даже добрым, если угодно… а за то, что учили в школе. Они могут быть сколь угодно недовольны жизнью, но их беда в том, что они убеждены: все, что с ними было, сделало их сильнее, умнее, опытнее… Никто из них не думал, что станет чудовищем, просто перестав сомневаться в ценности усвоенных уроков. Смотрите, как вот эти, которые за Толстого… порвут любого ведь…