Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей

Тут я заметил в руках бухгалтера коробочку с ремешками, вроде фотоаппарата «Киев». Нажал бухгалтер какую-то кнопку — и раздался рев! Рев оленя, того, которого немец вечером уложил. Коробочка та, значит, была не фотоаппарат, а магнитофон. Носил его фабрикант с собой, чтобы записывать рев и схватку оленей, для документации, и записал не только рев, но и мое высказывание после того, как он оленя убил. Знал немец два-три слова по-нашему, и уж не только мое высказывание записал, но и кашель даже.

— Ну, что? — спрашивает меня директор, и по голосу его я чую, что дело мое табак.

— Попрошу, — говорю, — погромче пустить.

Нажали кнопку, и загремел, заорал магнитофон моим голосом, точно раненый олень ревет, — у меня аж у самого мурашки по спине забегали: «Зачем это ты, гад, телескопы и треноги приволок! Ты б еще самолеты прихватил, пушки бы притащил! Лень тебе пальцем пошевелить было, жирный свой зад приподнять, чтоб прицелиться точно, чтоб не мучить бедную животину? А еще охотником назвался. Гад ты и больше никто!»

И так далее, и так далее.

Если бы не «гад», как старший зверовод мне потом объяснил, все бы, может, и обошлось, но фабрикант за него ухватился. Переводчик ему перевел как «солидный, почтенный господин», но немец знал это слово, и я был уволен за «некорректное обращение с иностранными охотниками». И справедливо, ничего не скажешь.

Так окончилась моя егерская служба. Взял я медвежью шкуру — была у меня медвежья шкура для подстилки — и пошел в село с медвежьей шкурой за плечами.

Иду я дорогой и думаю: куда ж мне теперь податься? На карьер, в кооператив? Куда? Думаю и так углубился в свои мысли, что не догадываюсь медвежью шкуру скатать, а накинул ее на плечи, как плащ. Вдруг слышу голоса: курортники собрались, фотографируются. Один мужчина ко мне приглядывается.

— Эй, — кричит, — чудак! Дай медвежью шкуру сфотографироваться для смеху.

Ну, я дал, шкура большая, мохнатая, лапищи вот такие, как завернулся он в нее — чистый медведь! Сфотографировался он, другие у него шкуру прямо из рук вырвали, потом третьи подошли, а четвертые чуть не подрались, кто первый сниматься будет. Хорошо, что у фотографа пленка кончилась.

Пошел я дальше, и до самого села только и было у меня перед глазами, как курортники друг у дружки медвежью шкуру рвут, чтобы с ней сфотографироваться. И не пьяные были, а так уж им хотелось сняться в медвежьей шкуре, медвежьи уши себе приставить! Эх, к этой бы шкуре да мне бы фотоаппарат!

Как пришло мне это в голову, так у меня даже дух перехватило: может, счастье мое в этой медвежьей шкуре! Остановился я, губы облизнул, успокоился и пошел дальше, но уже с планом.

Рассказал свой план жене. Она сначала засмеялась, потом озлилась и начала кричать:

— Мало ты срамился. Тебя выгоняют, а ты мне глаза замазываешь вонючей шкурой. Мудришь все, а сам-то ты знаешь кто? Дубина ты, бревно ты, да такое кривое и сучковатое, что ни обруча, ни доски, ни балки из него, только на чурки и огонь разжигать. Вот кто ты есть: чурка на растопку! Гореть-то хорошо будет, только как бы мне дымом глаза не выело!

А кореш мой уразумел.

— Чудило ты, — говорит, — это верно, но и чудаки, бывает, на что-нибудь да сгодятся. А насчет фотографии ты прав. Сейчас в нашем районе как раз фотоателье открывается, так, может, то, что ты придумал, и неплохо. Я тебе помогу!

Нелегко было, но все же уладилось: зачислили меня в фотоателье работать с выручки, дали аппарат, и я начал. Отдал медвежью голову стеклянные глаза ей сделать, чтобы они кровью налитые были. Вставили ей и зубы. Посадил я шкуру на поролон, и такой получился страшенный медведь, прямо как живой! Взял я у двоюродного брата «Яву», пристроил медведя за спиной и покатил в курортный поселок. Прокатился на мотоцикле по главной улице, и ко мне настановилась целая очередь. Сперва набежали детишки с матерями. Для них я придумал три позы: ребенок рядом с медведем, ребенок хватает медведя за ухо, ребенок верхом на медведе. Сначала желающие были в основном ребятишки, потом начали фотографироваться и взрослые, в основном мужчины. Для них я разработал три образца: рядом с медведем, медведь на задних лапах — мужчина с ним борется, и медведь лежит на земле, а тот над ним нож заносит.

Пришлось мне специально папаху купить, чтобы у мужчин был вид позалихватистей. Некоторые, между прочим, как начнут с медведем бороться, от запаха или еще от чего до того в раж входят, что начинают драться по-настоящему: шерсть щиплют, орут, таскают его, на пол бросают и все такое прочее.

Был как-то у меня случай: всадил один медведю нож в горло, да так, что поролон наружу вылез, и я потом с ног сбился, пока нашел, чем залатать.

Раз турок пришел — повар из «Балкантуриста». Хотел он на одной жениться, а та не соглашалась. Так он решил для нее сняться — авось передумает, когда увидит, что он такого страшного медведя одолел. Через две недели приходит мой турок, издалека вижу — улыбается во весь рот:

— Век за тебя молиться буду! Благодаря тебе женился! Вот тебе рубашка в подарок!

Другой раз шоферик пришел молоденький, глаза раскосые: