Сатира, огонь!

Состязание происходило при очень скудном освещении. Зрители могли видеть только силуэты дерущихся. Вы можете себе представить, с каким захватывающим интересом наблюдали они эту необыкновенную драку.

Итак, решающий раунд начался в два часа ночи. Положение противников такое: Бернгардт спокойно стоит, широко расставив ноги, всей своей фигурой выражая презрение к опасности. Человек, пожелавший остаться неизвестным, находится от него в пяти шагах. Он лежит, словно дразня Бернгардта: дескать, ну смотри, я уже лежу на земле, бросайся на меня. Но Бернгардт, видимо, не хочет нападать первым. Он продолжает стоять, но, видимо, для того, чтобы еще больше сказать о своем презрении к противнику, он начинает мурлыкать песенку: «Моя милая очень строга, но я умею сделать ее ласковой».

Возможно, что именно эта песенка вывела из терпения человека-инкогнито. Он быстро вскочил и одним прыжком оказался рядом с Бернгардтом. Ловкий удар по ногам — и Густав Бернгардт валится на пол… Виноват, он валится на снег и притом в канаву…

…Извини меня, читатель, за маленькую интригу. Все дело в том, что это происходит на войне, недалеко от Ладожского озера. Густав Бернгардт — это известный немецкий боксер, находившийся на военной службе в германской армии, а человек-инкогнито — это красноармеец Кораблев. Зрители — четверо красноармейцев, которые вместе с Кораблевым были в глубокой ночной разведке.

Густав Бернгардт стоял в дозоре у дороги, и на него напоролись наши разведчики. Решили: надо взять немца втихую и живьем доставить к себе. Операцию взялся выполнить Кораблев.

Конечно, если бы он знал о том, что ему придется иметь дело с известным немецким боксером, он, может быть, не решился бы на единоборство, но он узнал об этом только на другой день, в штабе своей части, а сейчас ему приходилось туго. Правда, он занял выигрышное положение: он сел верхом на сбитого с ног Бернгардта и не давал ему приподняться.

Немецкий боксер защищался отчаянно, он пытался бить Кораблева локтями, головой, ногами. Зачем говорить «пытался»? Он довольно больно бил Кораблева. Однако сбросить с себя красноармейца Бернгардту не удавалось. Тогда знаменитый боксер начал кричать, звать на помощь.

— Этого еще не хватало! — Кораблев взял боксера за горло и очень быстро убедил его в том, что крик этот не только бесполезен, но даже может плохо отразиться на здоровье боксера.

Когда красноармейцы узнали, какого гуся поймали разведчики, Кораблев стал знаменитостью. И с этого времени за ним в части укрепилось прозвище «боксер».

Конечно, Кораблев вправе считать себя боксером: в конце концов из-за него окончилась спортивная карьера знаменитого мастера кожаной перчатки.

Ленинградский фронт

Михаил МАТУСОВСКИЙ НЕМЕЦ

Со школьных лет приученный к разбою,
С пустой душой, затянутый в ремни,
Вот он стоит живой перед тобою.
В глаза его стеклянные взгляни.

На нем висит тяжелый парабеллум.
Подкованы железом башмаки.
Он, грабя и пытая, между делом
Лирические пишет дневники.

Ему не спится ночью от кошмаров,
Он утром просыпается в бреду.
Он греет руки на кострах пожаров,
Средь виселиц гуляет, как в саду…

Он жив еще. Так будь готов к расплате
За слезы наших женщин и детей,
В твоем надежном русском автомате
Готовы к бою семьдесят смертей.

Там, где сидел он, пахнет горьким чадом,
Там, где прошел он, каждый лист засох.
Свали его, добей его прикладом,
И пусть над ним растет чертополох.

И раненый, не дай ему покоя:
Ты должен жить, ты должен устоять.
Найди его разящею рукою
И острый нож всади по рукоять!

Северо-Западный фронт

Братья ТУР СКАНДАЛ В ШАЛМАНЕ

В кабинете у нашего знакомого следователя мы видели однажды вора. Сидя в кресле, он горько плакал, растирая грязным кулаком голубые жуликоватые глаза. Признаться, мы были растроганы этим бурным проявлением раскаяния.

— Что, старина, совесть мучает? — спросили мы.

— Да, — тоскливо ответил вор, — она самая…

И захныкал еще жалостливей:

— Что я наделал! Ведь я же потерян отныне для общества. Ведь этого же мне не простят.

— Ну, ничего, — возразили мы, — исправитесь. Усердным трудом и воздержанием от преступления вы, несомненно, заслужите прощение.

— Нет! Такие вещи не прощают… — мрачно сказал ворюга, шмыгнув носом.