Сатира, огонь!

— В правую ногу, товарищ военврач.

То есть ранило меня в левую ногу. Но так как еще в финскую войну имел я 17 ранений от одной мины, то я теперь на любом месте могу показать заживленную рану. Вот и тут: показываю начальнику отделения правую икру со старым шрамом.

— Да, — говорит, — нога у вас вполне зажила. Скажите, чтобы мне прислали вашу историю болезни…

И от радости я тут, братцы, сглупил. Мне бы, не торопясь, уйти, боком как-нибудь… А я ка-ак кинулся рысью за своими бумагами. Начальник отделения кричит:

— Стойте! А почему вы на левую ногу хромаете?

— Н-нет, — говорю, — чччто вы… Это вам сзади кажется…

— А ну-ка, покажите мне левую ногу…

В общем, не удался мой номер. Но я все-таки своей мысли не оставил.

Четыре дня думал. И придумал вот что. нашел я в одной палате бойца, у которого, на мое счастье, была старая рана на левой ноге, а новая — на правой руке. И тоже ему охота поскорее воевать. Вот мы и уговорились с ним: пойдем мы к самому начальнику госпиталя, и тут я назовусь его фамилией, а он — моей. С меня, значит, будут спрашивать раненую руку — а у меня и на руке есть ранение от финской мины. У него будут проверять левую ногу, а на ней — тоже зажившая рана. Здорово придумано? Нет, чего говорить: здорово!

Хорошо. Вот идем мы к начальнику госпиталя. А в канцелярии нам говорят:

— Подождите, у начальника сейчас сидит генерал.

Ну, ждем. Потом выходит начгоспиталя, спрашивает:

— Вам чего, бойцы?

— Так и так, — докладываем, — задерживают нас обоих. Желаем обратно на фронт.

Начальник говорит:

— А ну, покажите раны. А вы, сестра, пошлите за ихними историями болезни… Н-да… с такой рукой, товарищ боец (это он мне), вас задержали в госпитале года на полтора-два… Так, что ли? Рана-то у вас сорокового года, не моложе.

Понимаете, какой дошлый начальник? Сразу увидел, что рана старая!

А тут еще как на грех из нашей палаты сиделка приносит мою историю болезни и шепчет ему, начальнику:

— Это наш больной — Елисеев, он такой капризный, такой нервный, все он хочет убежать от нас.

Начальник спрашивает уже нас обоих:

— Позвольте, кто из вас ранен в ногу? Кто из вас Елисеев?

Я показываю пальцем на своего напарника и говорю:

— Он — Елисеев!

А напарник, видать, уже сдрейфил и на меня пальцем:

— Елисеев — он!

Я говорю ему:

— Елисеев, как тебе не стыдно?

А он:

— Сам ты Елисеев!

А начальник госпиталя, я смотрю, кровью наливается:

— Коменданта, — говорит, — ко мне!

И вдруг из кабинета выходит — кто бы вы думали? — наш генерал-майор, командир дивизии!

— Елисеев, — говорит, — что ты тут бузишь?

Я ему рапортую:

— На фронт прошусь который день, товарищ генерал-майор.

Генерал обращается с начальнику:

— Это, дорогой доктор, один из лучших моих орлов. Командир отделения старший сержант Елисеев. Представлен к ордену и вообще — воин что надо. Нельзя ли его поскорее починить?

Начальник пожал плечами, говорит:

— Как я могу вам ответить, когда я даже не знаю его раны. Он мне все старые царапины подставляет…

Не знаю, то ли генерал тут помог, то ли нога зажила скорее, чем положено, только отпустили меня через два дня обратно в часть. И вот я опять командую своим отделением, и на фрицев наседаем что есть силы!

О, ЭТИ ЧЕРНЫЕ ГЛАЗА!.

Рис. Г. ВАЛЬКА

— Мне из русских окопов одна девушка строит глазки.

— Почему же ты прячешься?

— Она это делает через оптический прибор.

Евгений ДОЛМАТОВСКИЙ ДЕЖУРИЛА ДЕВУШКА…