Сатира, огонь!

4

Мчатся тучи, вьются тучи.
Атмосфера горяча!
Хорошо бы вместе, дуче.
Нам задать бы стрекача!
Но куда свой путь направить?
Нет нигде для нас «малин».
Честь имею… вас поздравить…
 Со днем… ваших… именин!

Телеграмму перехватил

Николай АДУЕВ

Юрий ГЕРМАН С ПРИВЕТОМ ПОДУШКИН

«Здравствуйте, товарищ Подушкин!

Извините, что так просто к вам обращаюсь, но я ваша знакомая с детства, некто Зина Гарпенко, — может, помните, как мы дружили, когда были еще ребенками, как вы меня дергали за косу и подставляли подножки и кричали «Зинка-корзинка» и разные другие слова. А последний раз я вас видела, уважаемый товарищ Подушкин, когда вы приезжали домой в отпуск и читали разные лекции и боевые эпизоды из вашей морской и военной жизни. Уважаемый товарищ Подушкин, я вам пишу это письмо как крик моей души, чтобы вы знали, какая у меня происходит драма. Товарищ Подушкин, я знаю, что вы служите вместе с Семеном, и потому беспокою вас этим письмом. Вот, несмотря на то, что у меня прямо-таки голова болит до головокружения от всех моих личных переживаний, постараюсь изложить свое несчастье по порядку. Товарищ Подушкин, я любила Сеню. Я любила его, что он такой брюнет, что он имеет такие острые, фасонные бачки, что он такой бесстрашный и самым первым прыгнул у нас с парашютной вышки. Но, товарищ Подушкин, ничто не вечно под луною, как написано в книжке, не помню, в какой, все проходит, прошла и моя любовь к Сене, вашему товарищу. Я разлюбила Сеню и полюбила другого человека. Он, Аркадий Витальевич Рыжак, — художественный свистун. Он может свистеть целую оперетту или даже целый концерт типа дивертисмент. Он безумно ревнивый, и он сказал мне при нашем первом знакомстве, что я похожа на русалку из оперы того же названия. В армию его не берут, потому что он имеет один искусственный глаз. Когда-то в пивной накололся об вилку соседа и пострадал. Но его целый глаз — чудной красоты. Он влюбился в меня, и все было хорошо и красиво. Мы с ним гуляли на кладбище, он мне свистел, я ему напевала. Даже на работу он мне свистел в телефон. И вдруг все кончилось. Товарищ Подушкин, это было ужасно! Я даже не могу вам описать, как это было. Мы с ним пошли в кино смотреть художественную картину «Сто девушек и один мужчина», и возле кино на улице за нами увязался проклятый мальчишка Гришка Лошадюк — такой с ушами, помните? Вот идет сзади и повторяет: «Сеня, я буду любить тебя вечно, твоя Зизиша. Сеня, я буду любить тебя вечно, твоя Зизиша. А сама со свистуном. Ай-ай! Охо-хо! Ай-ай!» Вот проклятый Лошадюк! Я прямо-таки чуть сознание не потеряла от злости. А Рыжак меня спрашивает: чего это мальчишка Лошадюк бормочет? Чего это он намеки строит? Как это надо понимать? Короче говоря, товарищ Подушкин, в кино мы не пошли. И с этого вечера началась моя трагедия. Утром было воскресенье, и я пошла в наш магазин получать тапочки. Иду и думаю: выберу себе с розоватым верхом. Прихожу и говорю продавщице Вере Смирновой:

— Мне с розоватым верхом, номер тридцать восемь с половиной.

А она мне так нахально отвечает:

— С розоватым нет. Тридцать восемь с половиной нет. Ничего нет!

Что, думаю, за нахальство. Как она смеет мне так отвечать?! И спрашиваю:

— Как это нет? Вы обязаны клиента нормально обслужить.

— Смотря какого, — отвечает, — клиента. Некоторые напрасно тон повышают. Некоторые, которые любят вечно…

Я, конечно, выскочила из магазина. Встречаю свою подругу Лизу, которая замужем за лейтенантом Ивановым, — может, помните? Встречаю я Лизу и рассказываю ей, как некоторые в личную жизнь вмешиваются и тапочки не дают на этом основании, а Лиза так на меня смотрит, помалкивает, потом вдруг заявляет:

— Все это не личная жизнь, а одна только гадость и безобразие. Ваш Сеня — настоящий парень, он вам письма пишет, он про вас ночи не спит, а вы тут куры разводите с разными свистунами.

И ушла. Я тоже иду — лицо у меня горит, уши горят, чуть не плачу.

Зашла я в булочную за хлебом и прошу знакомую продавщицу Капу Елкину отрезать, как всегда, от горбушки: мы с мамой горбушку любим. А она говорит, что чего есть, того и берите, а не нравится — до свидания. И тут же Лизе, которая даже на меня и не смотрит, предлагает выбрать, от какого куска она хочет. Я прямо-таки вскипела и начала кричать, а Капа Елкина все, конечно, выслушала и с холодком отвечает:

— Я вашего Сеню слишком уважаю, как человека и как товарища, чтобы для вас сейчас делать снисхождение.

Иду я домой, и в ушах прямо звон стоит. А вечером мой Рыжак вдруг заявляет:

— Это что же за шутки? Мне, говорит, сегодня житья не дали. Мне говорит, товарищи по работе заявили, что я, как все равно дегенерат, отбиваю девушку у моряка, который воюет. Я, говорит, прощаюсь с вами навеки. У меня, говорит, тоже совесть имеется. Привет!