Сатирические очерки

Уже давно мы искали случая, чтобы сделать несколько замечаний по поводу неудачных попыток объяснить характер и особенности мастерства писателей-сатириков. Существует общеизвестное представление о том, что причинами той язвительности и едкости, которые отличают продукцию сатириков, являются их завистливость, творческое бессилие и предрасположение к мизантропии, вызванное личными неурядицами или физической неполноценностью создателя сатирического произведения. Откровенно признаемся, что по роду своей деятельности мы в высшей степени заинтересованы в том, чтобы рассеять подобное предубеждение. Разумеется, нельзя сказать, чтобы со стороны людей, обладающих даром видеть в предметах смешную сторону, не было никаких злоупотреблений и что они не используют этот дар для своей личной выгоды. К сожалению, чаще всего случается именно так. Однако каким же даром природы не злоупотреблял человек? II разве можно делать далеко идущие выводы только на основании исключений? Как бы то ни было, мы не в праве отрицать, что сатирики обладают благороднейшими качествами.

Из всех даров, которыми природа щедро награждает того, кто подвизается в столь ответственном жанре, он непременно должен обладать самым главным: проницательностью. Проницательность и дальновидность необходимы ему для того, чтобы вещи и люди, которые его окружают, представали перед ним в истинном свете, чтобы его не ввело в заблуждение кажущееся правдоподобие, которое имеет свойство окрашивать все окружающее в ложные тона. Обладая способностью к глубокому анализу, писатель-сатирик не должен скользить по поверхности: он обязан вскрывать причины и тайные пружины, управляющие человеческим сердцем. Эту способность ему дарует природа. Однако этого мало. Необходимо, чтобы жизненные обстоятельства создали ему возможность сохранения личной независимости и свободы, ибо иначе, стоит ему только обнаружить больший интерес к одним вещам в ущерб другим, он не сможет уже стать проницательным наблюдателем и беспристрастным судьей всего окружающего. Человек, осуждающий и высмеивающий ошибочные мнения и дурные поступки других людей, должен обладать особой силой убеждения, а для этого, кроме острого глаза, необходимо владеть не менее ценным искусством ясно излагать свои мысли. Последнее особенно важно, во-первых, потому, что нет такой истины, которая, будучи плохо, неудачно изложена, не показалась бы нам ложной; во-вторых, потому, что нас редко убеждает истина, которая нам не льстит. Искусство ясно излагать свои мысли всегда является плодом упорной учебы. В природе мы редко сталкиваемся с истинами, которые были бы ясны сами по себе, понимание и осмысление которых не требовало бы больших знаний. Необходимо учесть также, что сама форма изложения меняется от эпохи к эпохе: то, что в один период кажется возможным, приемлемым, дозволенным, в другое время приобретает слишком резкий характер или становится совершенно непригодным. Вот почему сатирик обязан хорошо понимать дух времени, в которое он живет. В этом как раз и состоит та значительная разница между сатириками античности и современности, которая поражает исследователя. Первым сатириком, о котором мы, блуждая в потомках времен, находим фрагментарные сведения, был Аристофан.[432] В своем произведении «Облака», которое следует рассматривать скорее как диалогизированную сатиру без строгой формы, нежели как обычную комедию, Аристофан задался целью осмеять не больше не меньше как одного из величайших античных философов – божественного Сократа. Каждый, кто имеет хотя бы приблизительное представление об этом непристойном опусе, должен признать, что в период более высокой культуры это сочинение должно было стать предметом всеобщего порицания. Но оставим в стороне далекие времена древней Греции и посмотрим, каковы были способы и формы выражения у писателей в высшей степени просвещенного (по сравнению с предыдущей эпохой, разумеется) века Августа. Скажите откровенно, разве витиеватый Персий или едкий Ювенал,[433] воспроизводя самые непристойные выражения своих современников, которых они высмеивали, могли бы найти в наш век утонченного лицемерия и ханжества читателей, способных принять и понять все это? Мы не говорим уже о фривольной манере Катулла и Тибулла, о грубой откровенности Марциала,[434] ограничимся суровым Цицероном, сладкозвучным Вергилием и изящным Горацием.

Отдельные пассажи из речей против Катилины или против Верреса, эклога «Алексис и Коридон», бурлескная ода, посвященная Приапу,[435] и сотни других мест из произведений изящной римской словесности вызвали бы бурю негодования и строгое осуждение не только в нашем современном обществе, но даже в век Людовика XIV, который ближе им по духу, чем мы.

В наш век даже у осторожного Буало нашлись бы хулители: в редкой комедии Реньяра[436] и Мольера нет пассажа или целой сцепки, которые не заставляли бы краснеть современных посетителей французского театра.