Сатиры

Окраина Петербурга

Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.

Фонари горят как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.

Пьяный чуйка обнял нежно
Мокрый столб – и голосит.
Бесконечно, безнадежно
Кислый дождик моросит…

Поливает стены, крыши,
Землю, дрожки, лошадей.
Из ночной пивной всё лише
Граммофон хрипит, злодей.

«Па-ца-луем дай забвенье!»
Прямо за сердце берет.
На панели тоже пенье:
Проститутку дворник бьет.

Брань и звуки заушений…
И на них из всех дверей
Побежали светотени
Жадных к зрелищу зверей.

Смех, советы, прибаутки,
Хлипкий плач, свистки и вой —
Мчится к бедной проститутке
Постовой городовой.

Увели… Темно и тихо.
Лишь в ночной пивной вдали
Граммофон выводит лихо:
«Муки сердца утоли!»

1910

На открытии выставки

Дамы в шляпках «кэк-уоках»,
Холодок публичных глаз,
Лица в складках и отеках,
Трэны, перья, ленты, газ.
В незначительных намеках —
Штемпеля готовых фраз.

Кисло-сладкие мужчины,
Знаменитости без лиц,
Строят знающие мины,
С видом слушающих птиц
Шевелюры клонят ниц
И исследуют причины.

На стене упорный труд —
Вдохновенье и бездарность…
Пусть же мудрый и верблюд
Совершают строгий суд:
Отрицанье, благодарность
Или звонкий словоблуд…

Умирающий больной.
Фиолетовые свиньи.
Стая галок над копной.
Блюдо раков. Пьяный Ной.
Бюст молочницы Аксиньи,
И кобыла под сосной.

Вдохновенное Nocturno[2],
Рядом рыжий пиджачок,
Растопыренный над урной…
Дама смотрит в кулачок
И рассеянным: «Недурно!»
Налепляет ярлычок.

Да? Недурно? Что – Nocturno?
Иль яичница-пиджак?
Генерал вздыхает бурно
И уводит даму. Так…
А сосед глядит в кулак
И ругается цензурно…

1910

Жизнь

У двух проституток сидят гимназисты:
                Дудиленко, Барсов и Блок.
На Маше – персидская шаль и монисто,
                На Даше – боа и платок.

Оплыли железнодорожные свечи.
                Увлекшись азартным банчком,
Склоненные головы, шеи и плечи
                Следят за чужим пятачком.

Играют без шулерства. Хочется люто
                Порой игроку сплутовать.
Да жутко! Вмиг с хохотом бедного плута
                Засунут силком под кровать.

Лежи, как в берлоге, и с завистью острой
                Следи за игрой и вздыхай, —
А там на заманчивой скатерти пестрой
                Баранки, и карты, и чай…

Темнеют уютными складками платья.
                Две девичьих русых косы.
Как будто без взрослых здесь сестры и братья
                В тиши коротают часы.

Да только по стенкам висят офицеры…
                Не много ли их для сестер?
На смятой подушке бутылка мадеры,
                И страшно затоптан ковер.

Стук в двери. «Ну, други, простите, к нам гости!»
                Дудиленко, Барсов и Блок
Встают, торопясь, и без желчи и злости
                Уходят готовить урок.

1910

На вербе