САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

- Союзники России - блеф, - вставил Андросов.

Рудин улыбнулся.

- Вот вам типичный пример, когда немецкая пропаганда желаемое выдает за реальность. Нет, нет, мы с вами должны приготовиться к тяжелой и затяжной борьбе.

Андросов промолчал, и это, как ничто другое, сказало Рудину, что инициативу разговора он уже взял в свои руки. Надо продолжать атаку.

Рудин тихо и сочувственно спросил:

- Вам не бывает страшно при мысли, что вы…

- Вы забылись! - крикнул Андросов. - Вы забыли, где вы находитесь!

- Я не забыл, я просто не знаю, где я нахожусь, - мягко улыбнулся Рудин. - Я откровенно разговариваю со своим земляком, с которым у меня, в общем, одинаково тревожное положение. Почему бы нам не посоветоваться, не поговорить искренне? Потом вы можете сдать меня гестапо. Вам-то бояться нечего. А кричать не стоит. Меня ваш крик не испугает, а полезному для нас обоих разговору он только повредит. Я понимаю, что вам в высшей степени наплевать на мои сомнения и на меня. Но не торопитесь плевать, Андросов, я еще могу вам пригодиться.

Рудин видел, что Андросов в смятении, он уже, вероятно, почувствовал, что перед ним не просто очередной пленный из тех, что вереницей прошли через его руки раньше.

Да, Андросов был в смятении, а главное - у него было ощущение, что он не властен над этим человеком, который сидит перед ним. Чутье подсказывало ему, что этот разговор таит для него опасность и что-то еще. Он весь дрожал внутри от напряжения, от желания скрыть эту, дрожь. Но он никогда не был трусом и потому сейчас решил пойти навстречу опасности.

- Скажите-ка прямо, что вы хотите? - спросил Андросов. - У меня такое впечатление, что вы вертитесь вокруг да около, главного не говорите, а у меня время ограничено.

- Мне хотелось бы вернуться немного назад, - с улыбкой заговорил Рудин. - Вы с насмешкой отнеслись к моей ссылке на голос крови. Ну а что руководило вами, когда вы пошли работать к немцам?

- Это что, допрос? - спросил Андросов.

- Да нет, - поморщился Рудин. - Допрашиваете вы. Я же только пытаюсь разобраться в сложнейшем для меня моменте собственной жизни. Мне кажется, что и вы, и я не из тех примитивных людей, которые с легкостью меняют форму и убеждения и для которых где хорошо кормят, там и рай. Допустите все же, что меня позвал голос крови, и скажите, что привело сюда вас.

- Ваше - ваше, мое - мое, - быстро сказал Андросов.

- Но все же что оно - это ваше? Может, обида?

- Что? - насторожился Андросов.

- Ну, скажем, несправедливость, когда-то проявленная к вам? Разве у нас не было так: человек совершает небольшую ошибку, а с ним под горячую руку расправляются, как с преступником? Или еще того хуже: человек и не совершал ошибки, а его обвиняют, не дав себе труда разобраться в сути дела? После этого человеку трудно верить в объективность. Можно, конечно, но трудно.

- Вы думаете, что все-таки можно? - усмехнулся Андросов.

Рудин затаил дыхание, Андросов шел в приготовленное русло разговора.

- Конечно, можно, - сказал Рудин убежденно. - Для этого необходимо только одно: когда над вами совершается несправедливость, ясно сознавать, что на людях, которые ее совершают, общество не заканчивается, а если вы коммунист - понимать, что даже общее собрание партийной организации - это еще не партия.

Андросов сидел молча, плечи его опустились, он не смотрел на Рудина.

- А что, если я скажу вам, что подполковник Маслов и тогда, и до сих пор считает, что с вами поступили несправедливо? - спросил Рудин и заметил, как, услышав фамилию подполковника Маслова, Андросов вздрогнул, но продолжал, будто ничего не случилось: - Больше того, подполковник Маслов был тогда и до сих пор убежден, что в утере секретного документа вы виноваты меньше всех из тех, кто имел доступ к тому документу. Я говорю - до сих пор, но я должен предупредить, что подполковник Маслов еще не знает, чем вы занимаетесь теперь. Он знает, что вы были отчислены в резерв и, по непроверенным слухам, заболели. Он как раз собирался вызвать вас по вашему делу, а ему доложили, что вы больны. А потом - война.

Теперь Андросов уже и не пытался скрывать, как он поражен услышанным. На лбу у него выступила испарина.

- Теперь я понимаю, кто вы, - весь обмякнув, тихо произнес он.

- Тем лучше, - подхватил Рудин. - Вы должны понять и другое: какое огромное значение придается нашей с вами встрече. Ради нее было решено рисковать моей жизнью. Впрочем, чтобы вами не было допущено ошибки, уточняю: цель этой нашей встречи - не спасение грешника Андросова, а нечто, как вы догадываетесь, гораздо большее.

- Я все понимаю, - глухо и как-то рассеянно отозвался Андросов.

Эта его внезапная рассеянность встревожила Рудина. Очевидно, именно сейчас Андросов решил, как ему поступить. Именно в эту напряженную до предела минуту дверь распахнулась и в кабинет вошел высокий подполковник.

- Вы, оказывается, здесь? - сказал он раздраженно. - Почему не отвечаете по телефону?

Вскочивший при его появлении Андросов посмотрел на вмонтированный в стол щиток.

- Вон в чем дело: очевидно, я нечаянно задел рычажок переключения…