САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

И тогда он, Бабакин, обиделся и сказал: «Храбрость человека - это не его нос, который всем сразу виден». Кто-то неожиданно заговорил о Чапаеве. Что вот-де простецкий мужичок, многого не понимал, культурно говорить не мог, а стал легендарным героем народа. «Опять же героем его сделала война, - гнул свою линию Генька Сугробов. - И Павку Корчагина тоже. Она породила всех известных нам по литературе героев, включая сюда и артиллериста Тушина из «Войны и мира». А вон Чехов о войне не писал, так у него все герои - хлюпики, мелкота разная». Возражая Геньке, он, Бабакин, назвал своего любимого героя - Рахметова. Разве он не мужественный человек? «Не война, так какая-нибудь борьба! - не сдавался Генька. - А ты назови мне хоть одну героическую личность, которая выявилась, так сказать, на ровном месте жизни…» И он ничего ответить Геньке не смог…

Самолет снова взмыл вверх, и воспоминания точно сдуло воздушным вихрем. Бабакин на мгновение увидел большой город, над которым в нескольких местах закручивались в небо столбы черного дыма. Самолет резко накренился, и тут же его сильно затрясло: он уже катился по корявому зеленому полю.

К остановившемуся самолету подъехала облезлая «эмка», из которой вылез рослый парень в брезентовом плаще и высоких болотных сапогах.

- Вы Пантелеев? - спросил он Бабакина.

- Ну… да, - чуть запнувшись, ответил Бабакин.

- Я за вами. Садитесь.

Парень сел за руль, Бабакин - рядом, и «эмка» помчалась к городу.

- Как дела? - спросил Бабакин.

- Плохо. Ночью уходим в лес. Мы уже думали, вы не успеете…

Странно выглядел город. Тихий солнечный день, а на улицах ни единой живой души, будто это не настоящий город, а оставшиеся после спектакля декорации.

- Все ушли? - спросил Бабакин.

- Если бы! - парень сердито ударил кулаком по баранке. - Всех разве вывезешь за такой короткий срок? Немало таких, кто остался из-за барахла… А есть такие, кто надеется, что жить можно и при оккупантах. Есть, конечно, и просто сволочи.

Минуя центр города, машина свернула в тихую улочку и, поднимая клубы пыли, промчалась по ней к самой окраине города. Там она круто завернула в глухой переулок и вскоре въехала во двор дома, на стене которого Бабакин успел прочитать вывеску: «Автотракторосбыт».

Бабакин с парнем вошли в дом.

- Сюда, - парень показал на дверь с табличкой «Управляющий конторой».

В тесном кабинете возле стола сидели пятеро мужчин в штатской одежде. На полу лежали туго набитые вещевые мешки. В углу возле двери стояли винтовки.

- Пантелеев? - спросил мужчина с крупной седой головой. Это был секретарь обкома партии Лещук.

- Так точно, - ответил Бабакин. Он по фотографии знал, кто этот седой человек.

- У вас должна быть… - начал седой, но Бабакин уже протягивал ему клочок бумаги с условной запиской от подполковника Маркова.

Секретарь обкома прочитал записку, тщательно ее разорвал, ссыпал клочки в пепельницу и поджег спичкой.

- Ну вот, - сказал он, когда бумажки сгорели, - я товарищ Алексей. А это - члены нашего теперь подпольного обкома. С ним вы уже знакомы? - товарищ Алексей показал на парня, который встречал Бабакина на аэродроме. - Товарищ Завгородний. Теперь - товарищ Павел. Он, как и вы, остается в городе. Договоритесь с ним о связи.

- До появления нашей группы мне приказано бездействовать, - сказал Бабакин.

- Я это знаю. Но на всякий случай о технике связи вы должны договориться… - Товарищ Алексей тяжело вздохнул. - Обстановка такова: передовые подразделения противника достигли поселка кожевенного завода на западной окраине города. Там они пока и сидят. Наверно, не верят, что мы оставили город без боя. Наиболее важные объекты взорваны. С темнотой все мы, кроме товарища Завгороднего, уйдем в лес. Когда думаете вступить по владение домом? - спросил товарищ Алексей и в глазах его мелькнула искорка смеха.

- Сегодня же.

- Ну и живите на счастье. Все документы по наследованию вами дома, как условлено, - в городском архиве. Комар носа не подточит…

- Спасибо.

- Как Москва? - помолчав, спросил товарищ Алексей.

Бабакин молчал, не зная, как коротко ответить на этот вопрос. Он вспомнил Москву, какой увидел ее последний раз несколько часов назад, когда мчался в машине на аэродром. Пронизанная солнцем, по-летнему пестрая, она показалась ему опасно невоенной. Возле памятника Пушкину толпились девочки с яркими цветами. А на углу возле тележки, торгующей газированной водой, толстяк в белом чесучовом пиджаке, сдвинув на затылок соломенную шляпу, со смаком пил воду, и стакан в его руке излучал ярко-красный свет… Почему-то вспомнилось вот это, и Бабакин не очень уверенно произнес:

- Москва спокойна.

- Не слишком? - спросил товарищ Алексей, строго глядя в глаза Бабакину.

- Спокойна, если со стороны смотреть, - немного смутившись, пояснил Бабакин. - А. вообще-то и в Москве все на войну повернуто. Москвичи валом идут в ополчение…

Товарищ Алексей оценивающе оглядел Бабакина и сказал:

- Тут, глядите, поосторожней. Фрицы у вас будут рядом, а в Минске они уже показали себя.

- Волков бояться - в лес не ходить, - улыбнулся Бабакин.