— Вы, Николай Игнатович, войну застали младенцем, а потом изучали ее по учебникам истории и читая художественные произведении. Фильмы советские помогали вам найти и поймать истину. После девяностых вмешался Джорс Сорос и попытался через либералов доморощенных постепенно влиять на наше просвещение и в целом миропонимание… Стали переписывать прошлое с уничижительным уклоном. Знаете, Эренбург после войны, говорят, показывал письма и открытки немецких солдат. Обращения их к русским при занятии какой-то территории представляет дикое зрелище. Немцы ненавидели нас за то, что у нас для них не созданы европейские условия — «здесь нет гостиниц, удобств и повсеместно асфальтовых или мощеных дорог», — констатировал Козлов.
— Да, некоторые чиновники от образования продались Соросу за деньги — гранты их магнитили. Появилось глумление над школярами. У родителей, особенно у бабушек и дедушек, волосы поднимались дыбом, когда брали в руки соровскую интерпретацию нашего былого, заложенную в некоторых учебниках по истории. В них был яд на наше прошлое. Распространять такие книги начали с глухих регионов. Некоторые депутаты забили тревогу. Проверили — вскрылось, что в разных школах лежат на партах и столах «буквари» и «хрестоматии» по истории России с разным толкованием, в том числе с русофобской трактовкой прошлого. То есть искалась и такая «правда» о минувшей войне. Страшно то, что сегодня происходит сатанинский смех над прошлым, очернительство и оглупение народа. Жиреют только псевдорыночные кланы, ставшие элитой общества. Они купаются во власти, как демиурги. Вместо того, чтобы просвещать народ, эти догматики-рыночники через своих жрецов не позволяют исследовать нарастание противоречий внутри системы управления государством. Вместо того, чтобы просвещать людей «весомо, грубо, зримо», как горланил Владимир Маяковский в стихотворении «Во весь голос», жрецы создавали и создают мифы. Чтобы создать что-то достойное, надо кем-то быть! — утверждал глава Кубани.
— Война… Я ее видел уникально — и по одну сторону, и по другую. Летом 1941 года мне было страшно за Родину. Немец гнал наше воинство такими темпами, что стало стыдно за РККА и ее некоторых «полководцев». Если бы вы видели, что было под Вязьмой! Землю красили кровью наших погибших народных ополченцев гусеницы немецких танков. Я видел картины, когда быстроходные броневые машины гонялись за нашими обезумевшими солдатами. Настигали и давили. ПТР не было. А с бутылкой и гранатой не навоюешь с ними…
Потом в партизанском отряде я увидел раздвоение общества на партизан и предателей. Последних было на первых порах больше. Они пополняли ряды полицаев и старост сел, деревень, поселков и городов, превращаясь в хорошо вооруженных карателей. А у партизан и народных ополченцев существовала проблема с вооружением, одеждой, питанием. Снимали винтовки с убитых. Автоматов было мало. Вот так и воевали…
С боями я понял, что не надо заострять внимание на плохом, хорошего в жизни все-таки больше, иначе человечество не шагнуло бы в своем техническом оснащении так стремительно вперед. Любая война заставляет шевелить мозгами быстрее и думать глубже.
А в немецкой разведшколе я, к своему удивлению, узнал, что в РККА было больше танков с мощными дизельными моторами. У немцев «панцири» ходили на бензине. Нет, не ходили, а летали. Поэтому они выигрывали у наших машин за счет скорости, — утверждал Александр Иванович.
— А в чем немцы проигрывали? — спросил Кондратенко.
— Горели немецкие танки, как спички, если даже пуля попадала в мотор, не говоря уже о снаряде. А пэтээров у нас не было на вооружении. Потом, правда, появились. Ах, как они были нужны летом сорок первого! Обстановка заставила Сталина напрячь оружейников — артиллерийских конструкторов.
Что касается работы в «Сатурне» — ходил, как по лезвию бритвы. Нервы приходилось держать в узде — не расслабляться. Неверный шаг через предательство — и конец всему. Одолел я абверовских немцев, пришел с тайного фронта победителем. Я их задушил в их «сатурновском» логове. Взамен — чехарда: подозрения, лагерь, крах семьи, унижения… Ах, не хочу продолжать.
Кто из разведчиков остался в живых, тот был связан обетом молчания. Многих из эпохи 1930-х годов репрессировали. Почему? Я думал над этим всю свою жизнь и не находил ответа. А сейчас понял: разведчики видели «зазеркалье». Некоторые разочаровались в нашей действительности…
Немцы еще нам проигрывали в силе духа. Наполеон в конце жизни говорил, что можно победить любое оружие, кроме силы духа. Они и наткнулись, как на пику, на эту нашу силу.
Сейчас прошло уже более полувека, за это время изменился не только климат, но и кое-что поважнее, посерьезней: ценой потерь, ценой утрат, ценой поражений вершилась какая-то перестройка сознания. Люди стали практичней безо всяких сантиментов. Куда девалась человечность? Человека одели в стяжательские одежды, потому что на кону были видны легкие деньги. А за ними приличная прибыль от производимого ими порой сомнительного качества товара, — отвечал Козлов.