Сатурналии

– Не говоря уж о том, – сухо заметил я, – что теперь, похоже, в дело вовлечен врач.

Лицо моего собеседника сразу стало угрюмым.

– Ну да, это довольно постыдно. Аристон куда сильнее сбился с пути Гиппократа, чем я подозревал.

– А что насчет яда, который Аскилта назвала «другом жены»?

– Я никогда о таком не слышал, но нет медицинских причин, почему он не может существовать. Наличие в нем одной наперстянки не сделает его сильным.

– У Аристона были помощники, ученики или другие люди, знакомые с его практикой?

– Наверняка. Обычно я видел его с вольноотпущенником по имени Нарцисс. Кабинеты Аристона были недалеко от храма Портуна[59]. Если Нарцисс собирается унаследовать практику Аристона, возможно, он все еще там.

– Ты пойдешь со мной? – поднявшись, спросил я.

– Несомненно, – ухмыльнулся доктор.

Мы покинули остров и вернулись в город через Приречные ворота.

Этот район не относился к лучшим районам Рима, несмотря на некоторые самые древние и красивые храмы. Здешние обитатели занимались главным образом портовыми делами: причальным сбором, товарными складами, буксировкой барж и тому подобным. Здесь жило больше чужестранцев, чем в любом другом районе внутри римских стен. Хуже всего было то, что район напрямую примыкал к выходным отверстиям двух самых больших римских канализационных труб, в том числе древней великой клоаки. Тем утром запах был ужасающим, хотя и не таким смертоносным, как жарким летним днем.

Приемная Аристона находилась на верхнем этаже двухэтажного здания, обращенного фасадом на Бычий форум. Нижний этаж занимала лавка, торгующая привозной бронзовой сбруей. Наружная лестница тянулась по торцу здания до открытой террасы, окруженной с трех сторон ящиками, полными плюща и другой приятной зелени. Перила лестницы и углы парапета вокруг террасы были украшены скульптурами, символизирующими медицинскую профессию: змеями, кадуцеями и так далее.

Мы нашли Нарцисса на террасе: он осматривал пациента в ярком утреннем свете и при нашем появлении удивленно поднял глаза.

– Пожалуйста, пусть наше присутствие тебе не мешает, – сказал Асклепиад.

– Мастер Асклепиад! – отозвался Нарцисс. – Ты никоим образом мне не мешаешь. Вообще-то, если б ты был так любезен, я бы очень оценил твою консультацию.

– Непременно, – ответил мой друг.

– Добрый день, сенатор… приношу извинения, но у меня такое чувство, что я тебя знаю.

Нарцисс был красивым, серьезным молодым человеком с темными волосами и темными глазами. Лоб его перехватывала узкая лента – знак его профессии, – завязанная на затылке замысловатым бантом.

– Ты лечил членов его семьи, – сказал Асклепиад. – Это сенатор Деций Цецилий Метелл-младший.

– А! И в самом деле, в его лице есть характерные черты Метеллов… Добро пожаловать, сенатор. Твоей семье требуются мои услуги? – спросил Нарцисс.

– Значит, насколько я понимаю, ты унаследовал практику покойного Аристона? – уточнил я.

– Да.

– Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоем бывшем патроне и наставнике. Но, пожалуйста, сперва займись своим пациентом.

Нарцисс повернулся и хлопнул в ладоши. Из надстройки, образовывавшей четвертую часть террасы, появился страдающий от похмелья раб.

– Принеси стул и прохладительное для сенатора, – приказал врач.

Человек на стуле пациента был крепким субъектом лет тридцати. На его голове с одной стороны виднелась небольшая вмятина, а на лице застыло сонное, одурелое выражение.

– Это Марк Цельсий, – сказал Нарцисс. – Мой постоянный пациент. Прошлой ночью во время праздника он проходил мимо многоквартирного дома, на крыше которого была пирушка. От парапета отвалилась черепица, которая пролетела четыре этажа и ударила его по голове.

Раб принес мне стул и чашку теплого вина, и я уселся, чтобы с интересом понаблюдать за процедурой.

– Понятно, – сказал Асклепиад. – Его сюда принесли или он пришел сам?

– Он пришел сам, и он может говорить, хотя спустя некоторое время его слова стали бессвязными.

– Значит, пока все хорошо, – заявил Асклепиад.

Он подошел к пациенту и ощупал его череп длинными чуткими пальцами. Несколько минут мял и ощупывал голову пациента, а тот слегка вздрагивал, только когда медик прикасался к небольшим ссадинам на ней. Наконец, удовлетворенный, он шагнул назад.

– Ты, конечно, знаком с «Ранениями черепа» Гиппократа? – спросил Асклепиад, перейдя на греческий – язык, который я знал вполне сносно.

– Знаком, но, как и мой бывший патрон, я обычно имею дело с болезнями, а не с ранами, – ответил Нарцисс.

– Тут у нас совершенно простой вдавленный перелом черепа. Отделившаяся часть черепа довольно свободно двигается, ее нужно лишь вернуть на место и, может быть, прикрепить серебряной проволокой. Не могу сказать точно, пока не увижу место перелома в открытом виде, но, возможно, удастся просто поднять фрагмент кости зондом. В противном случае это можно сделать с помощью винта. Мои египетские рабы очень умело выполняют обе процедуры.

Вообще-то Асклепиад сам нередко разрезал и сшивал ткани своих пациентов, но в медицинском обществе это считалось несолидным, поэтому на людях он притворялся, что все делают его рабы.