Сатурналии

(5) Но о каком же это пире [ты спрашиваешь]? Или же не следует сомневаться, что ты говоришь о том [пире], который недавно был у Веттия Претекстата с участием ученейших [людей] из знати и прочих и [который], перемещающийся затем [в дома] к другим [участникам пира], разнообразила приятная перемена [места его проведения]?"

[Деций]: "Я [и] иду [к тебе] спросить об этом самом [пире] и хотел бы, чтобы ты изложил [мне], какой это был пир. Вследствие исключительной приязни к тебе всех [участников пира], я не думаю, чтобы ты от него уклонился".

(6) [Постумиап]: "Я хотел бы, конечно, чтобы это не было в отношении их, как я думаю, неблагодарностью. Но так как в те дни мне было нужно изучить многие дела друзей, я, приглашенный тогда на обед, ответил, что это для меня время размышления, [а] не еды, и убедил, чтобы они поискали другого [человека], никаким занятием сильно не увлеченного и свободного от забот. (7) И так было сделано. Претекстат велел, чтобы вместо меня был приглашен речистый и образованный муж Евсевий, выдающийся ритор среди греков - [причем], все признали это в наш век, - достаточно знающий латинскую науку".

(8) [Деций]: "Так откуда [же] тебе известно то, что ради устройства жизни было столь приятно и учтиво, как я [теперь от тебя] слышу, преподано и упорядочено в отношении обильнейших примеров деяний и содержания разнообразных учений?"

(9) [Постумиан]: "Когда в день [зимнего] солнцестояния, что последовал за праздниками Сатурналий, в которые проводились эти пиры, свободный от судебных забот, в весьма веселом [расположении] духа я был дома, в этот [день] пришел Евсевий вместе с немногими из своих приверженцев и тотчас сказал с улыбкой на лице: (10) "Признаю, Постумиан, что я премного тебе благодарен, как за прочее, так [и] за то, что ты, испросив позволения у Претекстата, уступил мне место на обеде. И так я понимаю, что не только твоя занятость, но [и] сама еще удача сопутствует и помогает, чтобы ты сделал мне что-нибудь приятное".

(11) "Хочешь ли ты, - спросил я, - возвратить нам то, что столь благодарно и столь охотно признаешь долгом, и этот наш досуг, которым [нам] очень редко приходится пользоваться, провести [как бы] на том [пире], чтобы [нам] показалось, будто мы сейчас находимся среди тех, среди кого ты находился тогда?"

(12) "Я сделаю, как ты хочешь, - ответил он. - Расскажу же я тебе не о пище или питье, хотя они и были там весьма обильны, [однако] без излишества, а возвращусь душой, насколько смогу, [к тому], что они наговорили за столько дней или на пирах или, в немалой степени, помимо обеда".

(13) Когда я это выслушал, мне показалось, что я приблизился к жизни тех, кого мудрецы называли блаженными. И вот [то], что было сказано накануне, [после того] как я [словно] бы поприсутствовал среди них, было удостоверено, когда ко мне заглянул Авиен, и я все [это] доверил записи, чтобы забвение ничего не унесло. Если [же] ты высказываешь [желание] услышать об этом от меня, [то] не думай, что хватит одного дня для повторения [того], что было сказано за столько дней".

(14) [Деций]: "Стало быть, Постумиан, он рассказал, какая и между кем или с чего возникла беседа? В таком случае я, [твой] неутомимый слушатель, наготове". (15) Тогда он начал рассказ.

Когда склоняющимся к вечеру днем, за которым предстояло последовать сатурнальному празднику, Веттий Претекстат получил возможность собраться дома с [друзьями], выражающими [на то свое] желание, туда пришли Аврелий Симмах и Цецина Альбин, весьма близкие как по возрасту, так и привычкам и увлечениями. Их сопровождал Сервий, недавно объявленный учителем среди словесников, [человек] удивительной учености и вместе с тем приятный в [своей] скромности, с направленным в землю взором и как бы стремящийся быть незамеченным. (16) Когда [Претекстат] увидел их, он двинулся навстречу, ласково поприветствовал и сказал, повернувшись к Фурию Альбину, который тогда случайно пришел вместе с Авиеном: "Желаешь ли ты, мой Альбин, чтобы о том предмете, о котором между нами начал завязываться разговор, мы пообщались с теми, кто, ты видишь, весьма кстати пришел и кого мы по праву назвали бы светочами нашего общества?"

(17) "Почему бы мне не желать [этого] больше всего? - говорит Альбин. - Ведь [ни] о чем другом, [кроме] как о научных вопросах, не может быть привлекательного разговора ни для нас, ни для них".

(18) И когда они уселись, тогда Цецина [промолвил]: "Что бы это ни было, мой Претекстат, но я не должен сомневаться (хотя до сих пор так и не знаю [ничего толком]), что оно является значительнейшим по определению, так как и вам доставило повод для собеседования, и мы приглашены в нем поучаствовать".