Саван алой розы (СИ)

Соболев сидел в кресле для посетителей напротив Кошкина, устроившись там вальяжно, закинув ноги на ногу, небрежно бросив на колено шляпу и постукивая по полу лакированной тростью. Явно тяжелой, с металлическим стержнем внутри. Кошкин некстати припомнил, что в таких тростях мужчины, которым не по статусу носить с собой револьвер, держат оружие, наподобие рапиры. Иногда даже нечто огнестрельное.

Играть с этим человеком было опасно, и все же с головой выдать Александру Соболеву Кошкину не позволил недавний упрек коллеги Воробьева. Она и впрямь ему доверилась, как-никак. Ответил, выдерживая режущий, изучающий взгляд:

– Возможно. Я служу в полиции, господин Соболев, мой долг быть полезным честным людям, попавшим в беду.

Соболев скептически хмыкнул. Снова постучал тростью по полу, выдохнул и отвел взгляд, будто решился на что-то.

– Сестра все рассказала мне. Что была у вас, и что отдала дневники матери. Полагаю, вы уже прочли их?

– Если бы ко мне и впрямь попали такие бумаги, то, конечно, я бы прочел их немедля, – степенно отозвался Кошкин. – В настоящее время решается, возобновлять ли расследование по делу Йоханнеса Нурминена. Думаю, содержимое этих дневников сыграло бы большую роль.

Соболев бросил на него острый взгляд:

– Она пишет, что ей угрожал кто-то?

– Возможно.

Брови Соболева чуть приподнялись, выдавая его удивление – хоть он и пытался всячески с собою совладать. Кошкин же вдруг понял, что перегибает палку, желая выгородить Александру Соболеву. В конце концов, он влез в это дело, чтобы быть ближе к Соболеву, а не ссориться с ним. Что до Александры Васильевны… не накажет же брат-банкир ее, взрослую женщину, за непослушание, в самом-то деле?

У Кошкина самого была сестра, на редкость беспокойная девица, так что, в некотором роде, Соболеву Кошкин даже сочувствовал.

– Хочу, впрочем, вас заверить, Денис Васильевич, что я не враг вам, – продолжил Кошкин после некоторой паузы. – Я и впрямь хотел бы быть вам полезен, и расследование возобновляется исключительно в интересах вашей семьи. Следствию, в моем лице, важно найти настоящего убийцу. Ведь вы не имеете ничего личного к Нурминену?

Соболев мотнул головой в некоторой задумчивости.

– Это я нанял его, сам привел в дом… Рекомендации были безупречными. Должен признать, никаких нареканий к этому… господину в прошлом не было. И все же, даже если расследование возобновится, я могу просить вас об одном?

– Все что угодно, Денис Васильевич.

Звучало слишком подобострастно, но Кошкин очень хотел заверить Соболева в своей дружбе.

– Не выпускайте его из тюрьмы, – всерьез заявил Соболев. – По крайней мере, если полностью не удостоверитесь, что он не при чем. Прошу это ради жены, ради ее спокойствия. Она с ума сойдет, если услышит, что его выпустили, и он бродит по тем же улицам, что и мы.

– Ваша супруга была близка с Аллой Соболевой?

– Не особенно. Скорее напротив, они не ладили, – Соболев поморщился, – обычные дрязги между невесткой и свекровью, ничего примечательного. Дело в другом. Юлия ничуть не сомневается, что это Нурминен напал на матушку, и что он доберется и до нас, если окажется на свободе. И едва ли ее что-то переубедит. У жены сложный характер.

Это Кошкин тоже понять мог, потому согласился:

– Что ж, вашу просьбу я выполню: Нурминен останется за решеткой, пока не найдется тот, в чьей вине сомневаться не придется.

Соболев, глядя тяжело, испытующе, кивнул. И, помня слова Кошкина о желании быть полезным, пошел дальше.

– И еще одна просьба, Степан Егорович, – Соболев говорил куда уверенней теперь. – Дневники матери… у вас они или нет – мне бы очень не хотелось, чтобы их суть предстала перед общественностью. Вы понимаете, надеюсь, как сильно содержимое дневников повредит деловой репутации моей личной и моего банка? Не говоря уже о добром имени Соболевых.

– Я понимаю, – легко согласился Кошкин. – И тоже успокою вас: даже с коллегами я делюсь далеко не всей имеющейся информацией.

– Чем меньше людей осведомлено, тем лучше, – отозвался Соболев. – Я бы предпочел, чтобы и вы ничего не знали, но что уж теперь говорить… Могу ли и я быть чем-то вам полезен, Степан Егорович? Вклады, кредиты – с легкостью мог бы поспособствовать, предоставив прекрасные условия…

– Что вы, что вы! – отмахнулся Кошкин. – Слава Богу, денежных проблем я не имею, и вовсе не для личной выгоды занимаюсь этим делом. Вы меня, право, даже обижаете.

Соболев хмыкнул:

– Редкий вы человек, Степан Егорович, раз не имеете денежных проблем. И все же в то, что у вас нет никаких беспокойств вовсе, я поверить не могу.

Он помолчал.

Промолчал и Кошкин.

– Оставьте мою карточку у себя, – верно расценил молчание Соболев. – Рад буду вас видеть в своем банке по любому вопросу. Не люблю оставаться должен.

Кошкин с благодарностью поклонился.