Саван алой розы (СИ)

Однако сон не шел, и Роза не придумала ничего лучше, как уединиться в одной из зал подле столовой. Это оказался музыкальный салон. Роза неважно играла на фортепиано, однако все же села к инструменту. Не зажигая в комнате света, начала медленно перебирать клавиши. И даже не услышала, как скрипнула дверь за спиной. Только нетрезвый голос.

– Валенька, ты? – Голос принадлежал Глебову.

– Нет, Сергей Андреевич, вы… вы обознались…

Но Глебов как будто даже обрадовался такой встрече:

– Роза Яковлевна! Играете, значит? Позволите мне присесть?

В полумраке Роза его почти не видела – но сразу почувствовала ужасающий страх, который сковал каждую ее мышцу. Даже язык не слушался. Выгнать Сергея Андреевича из комнаты в собственном его доме она, конечно, не сумела… А Глебов, и не дожидаясь приглашения, тяжело плюхнулся на узкую скамейку подле фортепиано. Ту самую, где уже сидела Роза. Чтобы не упасть, прижался непозволительно тесно, совершенно по-свойски притянул ее за талию еще ближе.

– Пустите, пустите, вы что!.. – запричитала Роза, пытаясь разорвать кольцо его рук – безуспешно, разумеется.

Глебов нетрезво рассмеялся и уже уверенней положил вторую руку на корсаж ее платья. Бессовестно сжал грудь под ним и грубо потянул нежные кружева, старясь оголить плечо. Послышался треск материи, под который Глебов, окончательно обезумев, принялся целовать ее шею и ключицы:

– Ну что вы, право слово, Роза Яковлевна… будто не видите, что я по вам с ума сходил с самого первого дня нашего знакомства…

– Да что вы делаете! Пустите, пустите!

Роза и не подозревала прежде, насколько она слаба, потому как Глебов ее сопротивлений словно вовсе не чувствовал. Добилась она только того, что соскользнула с табурета, больно ударилась об пол и оказалась полностью прижатой к паркету тяжелым телом Глебова.

И тогда-то ей вдруг показалось, что этому безумию конец, потому, что на ее лицо явственно легла полоска света – из только что приоткрывшейся двери. Кто-то стоял там, за порогом. Роза даже как будто видела тень.

Решив, что ее просто не слышат, Роза выгнулась и изо всех сил закричала:

– Помогите! Помо… – Глебов тотчас зажал ей рот огромной, отвратительно пахнущей жиром лапищей, но там, за дверью, ее все равно успели услышать. Просто не могли не услышать!

Только дверь так и не распахнулась полностью, и кто-то – Роза не видела кто – все еще стоял за ней. Стоял и чего-то ждал.

В какой-то момент сделалось столь невыносимо слушать, как рвется шелк ее платья, чувствовать, как грубые пальцы оставляют синяки на бедрах, и уворачиваться от жирных поцелуев, что Роза сдалась. Обессилила. Перестала кричать и сопротивляться – лишь отвернулась, зажмурилась, чтобы не видеть его лица. И беззвучно плакала. Почему-то именно это сыграло роль. Глебов вдруг затих, отпрянул, прекратив ее мучения, и только рассеянно пробормотал:

– Простите, Роза Яковлевна… я обидеть вас не хотел… я обознался… да, обознался! Думал, вы Валенька…

Только теперь дверь и распахнулась: в комнату вихрем влетел Гершель Лезин и сходу укрыл Розу до самой шеи своим сюртуком.

– Ну-ну, Роза Яковлевна, вас более не тронут, клянусь, – сдержанно посочувствовал он. – Встать сможете?

Роза не желала отвечать ему, она не желала разговаривать вообще ни с кем в этом доме. Только плакала и закрывала лицо руками.

– Гершель, я… ну обознался, ей-богу, здесь темно было… – лепетал Глебов и торопливо застегивал штаны.

– Сделай милость, пойди к черту, Глебов! – гаркнул на то Лезин – и его друг немедленно испарился.

Решив, что сама Роза не встанет, он поднял ее на руки и уложил на софу. Прошипел яростно:

– Мерзавец! Какой мерзавец… и муж ваш не лучше! Зачем вы спустились сюда среди ночи?!

Но Роза его ровно не слышала. В голове крутился один-единственный вопрос, который она и поспешила задать:

– Вы ведь стояли за дверью, Гершель, я видела… отчего вы сразу его не прогнали?

– За дверью? Меня горничная позвала. Только что! Сама войти побоялась… Право, стоит за доктором послать, вы совсем плохи.

– Нет! – вскричала Роза. – Не нужно. Позовите Шмуэля… А впрочем, нет, и его не нужно…

И заплакала того сильней.

– Да уж, мужа вашего звать и впрямь бесполезно – он в столовой крепко спит, я сам видел. Роза, – Гершель приподнял ее голову, чтобы заглянуть в глаза, и вкрадчиво сказал, – и когда проспится, пожалуй, не стоит ему ничего говорить. Простить этого Глебову он не сможет, а значит, кто-то из них умрет. И, боюсь, это будет не Глебов. Он отлично стреляет.

А ее муж, по собственному его признанию, и револьвера-то не имел.

– Так что же мне делать?..

– Уезжайте домой. Как я и говорил, просите прощения у ваших родителей – они примут и вас, и Шмуэля. Я очень хочу, чтобы вы были счастливы, Роза, несмотря ни на что. А этот мерзавец свое еще получит – о том не беспокойтесь.

Произнеся последние слова, Гершель поднес ее руку к своим губам и легонько, будто боясь испугать, поцеловал.

* * *

Вскорости после безумной этой ночи Роза и правда вернулась домой. Только вышло все совсем не так, как обещал Лезин.