Save my soul (СИ)

– Чтобы потом ты опять расплакался от того, что тебе стало страшно? – улыбнулся Хранитель, наконец, подходя к Милковичу, начиная медленно раскачивать самодельную качель, разочарованно отмечая вмиг изменившееся выражение лица своего подопечного: горевшие азартом и предвкушением глаза потухли, а еще недавно улыбающиеся губы сжались в тонкую линию, не сумев скрыть обиды своего обладателя.

– Я не плакал, – насупился Микки, маленькими ладошками пытаясь отцепить крепко сжимающие канат длинные тонкие пальцы своего друга, не желая больше принимать от него помощь. – Я уже большой и не плакаю, – проговорил ребенок, наконец, справившись с рукой Хранителя, отказываясь признавать правдивость сказанных рыжим слов и вспоминать о вчерашнем инциденте, закончившемся непродолжительной истерикой.

– Ну, смотри, большой, – усмехнулся молодой человек, обходя Милковича со спины, подхватывая край колеса и делая несколько шагов назад вместе со своей новоиспеченной ношей, поднимая ее на уровень глаз, чтобы в следующее мгновение отпустить, провожая взглядом стремительно теперь удаляющуюся от него хрупкую фигурку весело расхохотавшегося ребенка, подставляющего лицо прохладному ветру, и снова встречая его для очередного толчка.

Продолжительные прогулки в компании своего высокого друга в небольшом парке, располагающемся недалеко от дома тети, где Микки Милкович проживал по сей день, были любимым времяпрепровождением ребенка, радостно сбегающего с крыльца сразу после обеда в желании поскорее встретиться с Йеном, всегда ожидающим его на одном и том же месте – крайняя лавочка на широкой аллее была облюбована Хранителем с самого первого визита.

Рыжий больше не мог приходить к малышу домой, ведь мальчик был вынужден переехать в другую комнату несколько месяцев назад, становясь нежелательным соседом для родного сына Мэри и Тревора Милковичей – Колина, не раз доводившего своего двоюродного брата до слез едкими словами или ударами по голове и туловищу.

Микки пытался дать сдачи, но разница в возрасте, росте и весе не позволяла голубоглазому малышу на равных противостоять двенадцатилетнему подростку, продолжающему притеснять нового жильца крохотной спальни, не раз будившего его по ночам громкими криками или сдавленными рыданиями в подушку.

Голубоглазый малыш проводил на улице все свое свободное время, оттягивая момент возвращения в неродной дом по максимуму, не желая встречаться с Колином или его дружками, любителями поиздеваться над доверчивым ребенком, или с нетрезвым Тревором, до сих пор продолжающим сопротивляться присутствию племянника в стенах своего жилища.

– Сильнее, – просил Микки, зажмуривая глаза от страха падения, но не желая показаться Хранителю слабым или трусливым, крепко сжимая маленькими ладошками веревки, и ногами твердую резину. – Еще, – требовал он, подлетая все выше, отпуская один из канатов и протягивая руку к небу, пытаясь ухватить проплывающее мимо облако.

Неудача ничуть не расстроила счастливого ребенка, продолжающего искренне улыбаться или громко хохотать, когда рыжий неожиданно хватал колесо, блокируя его дальнейшее движение, а внутренности Микки переворачивались где-то в желудке, отправляя по телу мурашки, приятно щекотавшие нежную кожу.

– Эм, молодой человек, – женский голос раздался откуда-то сбоку, привлекая к себе внимание Йена, в очередной раз толкнувшего самодельную качель.

– Да, здравствуйте, – ловя на себе заинтересованный взгляд молодой леди, стоявшей чуть в стороне, крепко сжимающей руку маленького мальчика, кивнул Хранитель, в очередной раз убедившись в том, что надевать на прогулки со своим подопечным обычную человеческую одежду было верным решением – Йен до сих пор помнил первый поход в парк и десятки любопытных глаз, с непониманием рассматривающих его странную мантию.

– Простите, пожалуйста, могу я попросить Вас покачать Картера? – указывая на своего сына, спросила женщина, подходя ближе. – Он уже пятнадцать минут с вас глаз не сводит и очень просит покататься, – объяснила она, останавливаясь рядом.

– О, да, конечно, – улыбнулся рыжий, перестав толкать Микки, не замечая мелькнувших на лице его подопечного обиды и разочарования.

– Нет, – ответил Милкович, надувшись, когда качели остановились, крепче сжимая руками веревки, не желая уступать своего места кому-то другому и, уж тем более, позволять Йену качать кого-то другого.

– Микки, – строго проговорил Хранитель, обходя малыша и вставая перед ним. – Ты не можешь кататься все время, это нечестно, – пытаясь объяснить мальчику, что нужно делиться, сказал рыжий, подхватывая того за подмышки и приподнимая, но не сумев снять его с колеса, так как Микки продолжал держаться за канаты.

– Но я еще… – попытался оспорить слова друга ребенок, но Хранитель не позволил закончить: