Савмак. Пенталогия (СИ)

  Царевичи, тысячники и вожди обступили массивного крупноголового быка с короткими золотыми рогами и толстенным, свисающим ниже колен удом, соперничавшего гладкостью и белизной шерсти с полотняными стенами царского шатра. Придирчиво оглядывая его со всех сторон, цокали языками, одобрительно кивали: "Добрый бык! Всем быкам бык!" Тогда один из жрецов, несший на плече свёрнутую кольцами верёвку в палец толщиной, окрутил её петлёй вокруг мясистой шеи смирно стоявшего быка, явно не подозревавшего об уготованной ему и его шкуре великой чести. Двое жрецов по-прежнему удерживали быка за нос растянутыми в стороны цепями. Четверо других ухватились сзади за толстый, как рука, бычий хвост. По трое самых молодых и крепких жрецов взялись за длинные концы накинутой на мясистую бычью выю верёвки и по команде того, кто её накинул, упёршись пятками скификов в землю, резко потянули в противоположные стороны.

  Бык напрягся, удивлённо промычал, мотнул головой и сделал пару шагов вперёд, силясь вырваться из сдавившей горло удавки. Двое поводырей, натянув цепи, пригнули его голову к передним ногам, заставив вместе с тянувшей изо всех сил за хвост четвёркой остановиться. Из раскрытой пасти быка вырвался жалобный стон, перешедший в хрип, большие круглые глаза заструились слезами и полезли из орбит. Через минуту передние ноги быка подогнулись, и он стал на колени. Жрецы тотчас отпустили его нос и хвост и отпрянули в стороны; только те шестеро, что затягивали на шее быка удавку, продолжали держать её в натяг, не давая жертве вдохнуть. Все вокруг, и в первую очередь братья-царевичи, замерев, ждали на какой бок завалится жертвенный бык. По этой, дошедшей с прадедовских времён примете определяли долгим или коротким будет царствование того, кого вознесут к власти на его белой шкуре: считалось, что если бык умрёт на правом боку, то правление нового царя будет долгим, а если на левом - то коротким.

  Вывалив из пасти толстый бледно-розовый язык и подломив задние ноги, бык медленно завалился на левый бок, забился в предсмертных судорогах и, наконец, безжизненно затих. По рядам воинов, от передних к задним, прошелестел, будто ветер в сухом камыше, тревожный шепоток. Марепсемис с радостно заколотившимся в груди сердцем покосился мимо средних братьев на Палака, который изо всех сил старался скрыть своё огорчение и разочарование под маской равнодушной невозмутимости.

  Жрецы сняли с отдавшего Папаю душу быка удавку и позолоченное бронзовое кольцо с двумя золотыми цепями, острыми кривыми ножами отделили от туловища широколобую голову и хвост, обрубили топорами ноги до колен, и стали аккуратно, одним куском, разрезанным по середине груди и живота от горла к паху, сдирать с него драгоценную шкуру. Не прошло и десяти минут, как шкура была снята и разостлана на земле под скалой Ария неподалёку от входа в царский шатёр. Тотчас священную шкуру, встав у её раскинутых в стороны ног, взяли под охрану четверо стражей из отборного тинкасова десятка.

  Под самой скалой, лицом к вожделённой шкуре, вождям и войску, уселись плечом к плечу прямо на пожухлую осеннюю траву претенденты на царство. Дождавшись, когда жрецы закончили разделку папаевого быка и унесли девять доверху наполненных жертвенным мясом казанов к своему шалашу, вожди племён и тысячники сайев расселись полукругом по другую сторону от священной шкуры. За их спинами, привычно раскинув в стороны колени, сели племенные старшины и сотники сайев. Дальше стояли тесным кольцом вокруг ариевой скалы и царского шатра шесть тысяч сайев, а уже за ними толпились, вытягивая шеи и навостряя уши, сорок с лишним тысяч племенных воинов.

  Старейший из вождей, седой как лунь ровесник Скилура Мадий, правитель траспиев, поднявшись с земли, встал лицом к вождям между двумя сторожащими на углах у бычьих ног пустующее царское место стражами. Он был одним из немногих, кто участвовал полвека назад в выборах предыдущего царя и ещё помнил, что и как в таких случаях нужно делать. Дождавшись, когда жрецы покинули воинское поле, он, кашлянув, обратился надтреснутым старческим голосом к вождям и старшинам:

  - Кто хочет сказать нам слово за старшего царского сына Марепсемиса?