Савмак. Пенталогия (СИ)

  Сидевший справа от Олгасия Ламах, отвернув в сторону сумрачное лицо, глядел на мыс Дия и видневшуюся дальше над обрывом, за чёрными кронами деревьев, оранжевую крышу делиадовой усадьбы.

  - Бедная, ты вся дрожишь! - сочувственно сказал Олгасий, наклонясь со своей скамьи близко к лицу девушки. - А ведь в воде будет ещё холоднее, особенно там, в глубине. Но стоит тебе сказать лишь слово, и мы отвезём тебя обратно... Ведь он предал тебя, не пришёл даже взглянуть на тебя в последний раз... Ну?

  Мелко дрожащие посиневшие губы Филусы не в состоянии были вымолвить и слова, она лишь отрицательно покачала головой.

  - И-э-эх! - протяжно выдохнул Олгасий и, опершись о плечо Ламаха, осторожно встал на широко расставленные ноги.

  Стянув с головы упрямицы накидку, он сунул её в руки сидевшему справа гинеконому и легко поднял девушку вместе с подвешенным к ногам камнем на руки.

  - Ну, раз так... прости, дочка. Да смилостится над тобой владыка Посейдон! Прощай!

  Резко взмахнув руками, Олгасий бросил Филусу за борт, обращённый к Пантикапею, где всё ещё не расходилась толпа на набережной, ожидавшая заключительного акта трагедии. Девушка с тихим плеском упала между волнами на спину в трёх локтях от лодки. Завёрнутый в дерюгу камень тотчас потащил её ноги на дно. Встав вертикально, она инстинктивно выбросила вгору связанные руки и через секунду без звука исчезла в чёрной глубине...

  По суровому, но справедливому боспорскому закону убийц детей, отцов, матерей топили в Проливе - чтобы на земле от них не осталось ни следа, ни могилы.

   12

  По глубокому снегу, пушистым лилово-белым ковром устилавшему под ветвистыми кронами вековых дерев покатые склоны Таврских гор, пробирался гуськом караван из трёх десятков людей и полутора десятков тяжело навьюченных тощих низкорослых мулов и лошадей.

  Зима набирала силу. Дубовые, буковые и грабовые леса, покрывавшие нескончаемые горные массивы на северной стороне Большого хребта, давно сбросили зелёный наряд и надели мохнатые белые шапки. Тонкие ветки грабинников и рябин, упрятанные в прозрачные ледяные сосульки, согнувшись до земли, алмазно искрились в косых солнечных лучах, придавая скованному морозом, беззвучному, неподвижно-закаменелому лесу сказочную таинственность и красоту.

  Но тавры, растянувшиеся длинной цепочкой по засыпанной выпавшим ночью снегом, но хорошо заметной среди нетронутой снежной целины тропе, вившейся между могучими стволами столетних буков, дубов и грабов, белыми шатрами и хрустальными арками покрытых снегом и льдом кустов, следуя за скрытым под ледяным панцирем ручьём, пробивавшим себе дорогу среди припорошенных снегом замшелых валунов и встававших на пути, то тут, то там отвесных скал, не обращали на красоты зимнего леса никакого внимания - для них это была привычная, повседневная картина. Они больше прислушивались, не потревожит ли гулкую тишину зимнего утра, нарушаемую лишь хрупаньем снега под подошвами да шумным дыханием перегруженных мулов, сердитый рёв тура, хрюканье выискивающих в снегу под дубами лакомство секачей, хруст веток под копытами ломанувшегося сквозь кустарник пугливого оленя или укрывшегося в чащобе стада лесных великанов зубров.

  Отряд сопровождали четыре крупных пса-волкодава: двое рыскали по тропе впереди, ещё два замыкали шествие сзади. Тавры шли, разбившись парами: один, опираясь на копьё или толстую дубину, вёл под уздцы мула или коня, второй, ухватившись за хвост, шёл сзади: на спусках, придерживая, тянул на себя, на подъёмах пускал в ход палку.

  Одеты тавры были кто во что: на одних были белые бараньи кожухи, на других - серые волчьи или заячьи тулупы, на третьих - кафтаны из оленьих, лосиных или турьих шкур; на всех были штаны из козьих или волчьих шкур мехом наружу, заправленные в невысокие сапоги из мягкой лосиной или оленьей шкуры, или из более губой и прочной шкуры вепря. На головах у большинства были тёплые ушанки из серых и белых заячьих шкурок, у некоторых - пушистые малахаи из рыжей лисы, белки или горностая; на одном, шедшем в голове отряда, должно быть, предводителе, шапка была из рыси. Почти у всех на плечах висели небольшие, плоские, круглые либо прямоугольные деревянные щиты, обтянутые шкурой вепря и обитые по краю и крест-накрест железными или медными полосами. За кожаные пояса у большинства были заткнуты спереди ножи и узкие двулезвийные топоры на длинных прямых рукоятках; у некоторых подвешены в ножнах короткие скифские акинаки или длинные греческие мечи; у всех на левом бедре висели полные стрел колчаны и торчали над головами длинные, узкие луки, носимые через правое плечо за опоясывающую наискось грудь тетиву из крепкой оленьей жилы.

  Несколько дней отряд скитался между реками Напит и Харак, собирая в разбросанных по горным долинам и ущельям таврских селениях дань в пользу вождя племени Медведя, оберегавшего эти горы, леса и реки, со всеми их обитателями, от посягательств чужих племён и вождей.