Во сне ему привиделось, будто он, крича от восторга и азарта, летит во всю конскую прыть, так что ветер свистит в ушах, по зелёному весеннему лугу на савмаковом Вороне, испытывая беспредельное счастье оттого, что чудо-конь Савмака теперь принадлежит и послушен ему. Вдруг справа, на пологой макушке древнего кургана, он замечает собирающую в сочной молодой траве цветы девушку и поворачивает к ней. Скоро он, с радостно забившимся сердцем, узнаёт Зобену. Наконец-то он застал её одну вдали от кошары!
Улыбаясь, он носится вокруг Зобены кругами, хвастаясь своим чудо-конём: то пустит его боком, то вскинет перед ней на дыбы. Спрыгнув наконец с Ворона, он кладёт ладони на соблазнительно выгибающиеся под тонким, вышитым красными птицами и цветами голубым сарафаном бёдра Зобены, нежно привлекает её к себе и тянется губами к её лукаво улыбающимся губам, собираясь сказать, что не может без неё жить и хочет, чтобы она стала его женой. Неожиданно Зобена, осыпав его голову и плечи цветами, выскальзывает из его объятий и, выхватив повод, в следующее мгновенье оказывается на спине Ворона. "Берегись! - испуганно кричит Канит. - Этот конь не позволяет ездить на себе чужим!" "А разве я для тебя чужая?" - вопрошает, заливаясь игривым смехом, Зобена. "Постой! Придержи коня! Дай я сяду сзади!" - кричит Канит, пытаясь догнать коня, но Зобена, задорно хохоча, забавляясь, в последний момент уносится от него на послушном ей Вороне, то вправо, то влево, то прямо, то по кругу. Так он и бегал за ними, раскинув руки, по расцвеченному алыми тюльпанами и маками лугу, пока не загнал на острый, отвесно обрывающийся в долину Напита мыс.
Наконец-то попались! Канит неспешно приближался к замершим на утёсе, которым заканчивался мыс, коню и всаднице, как вдруг, когда уже можно было дотянуться рукой до взметённого восходящим из долины потоком пушистого воронова хвоста, из лоснящихся чёрных боков жеребца выпростались широкие крылья, и в тот же миг, громко заржав, он скакнул с утёса в пустоту. А в следующее мгновенье из-за края мыса в голубое небо взмыл огромный смолисто-чёрный ворон, с сидевшей у него на спине, вцепившись в перья на загривке, насмерть перепуганной Зобеной. Глянув круглым коричневым зраком на потрясённо приросшего к земле Канита, ворон, мощно взмахивая широкими крылами, с торжествующим карканьем понёс свою добычу через долину Напита к высящимся вдали, среди зеленеющих яркой молодой листвой непролазных лесов и белых облаков, синим вершинам Таврских гор. "Канит! Спаси меня! Стреляй!" - долетел до него с ветром отчаянный призыв Зобены. Очнувшись, он торопливо выхватил из горита лук и стрелу и, натянув до предела тетиву, прицелился в огромную, медленно поднимающуюся с каждым взмахом ввысь птицу. Нужно скорей стрелять, пока ворон не перелетел на ту сторону и всё ещё хорошо виден, но ведь он не бог весть какой стрелок и может случайно попасть в Зобену, а если попадёт в ворона, тот камнем рухнет вниз, и Зобена разобьётся насмерть, упав вместе с ним с огромной высоты в долину. Как же быть? Спустить тетиву или позволить ворону унести любимую безвозвратно (он знал это) к таврам?
Так и не успев что-нибудь решить, Канит проснулся в холодном поту, с тревожно колотящимся о рёбра сердцем. Сон тотчас после пробуждения забылся, а тревожное чувство осталось.
Оставленные кручёной отцовской плетью рубцы на ягодицах к этому времени уже затянулись, и Канит перестал быть узником своей комнаты. Выйдя на присыпанный выпавшим ночью пушистым снежком и уже истоптанный множеством следов двор (утро выдалось солнечным, с лёгким морозцем), он приласкал тотчас подбежавшего, радостно заглядывая в глаза и размахивая хвостом, Лиса, сходил в нужник, затем отправился на конюшню и, с наслаждением вдыхая густой конский дух, стал помогать Лимнаку чистить покрытых пушистой зимней шерстью лошадей. Но мысли его в это время были далеко, незримо витая вокруг кошары Хомезда. На душе Канита было тоскливо и неуютно, как заброшенном доме с давно остывшим очагом: вот уже четвёртый день, как он не видел Зобену, не слышал её серебристого смеха...
Закончив вычёсывать лезшего к нему с поцелуями Рыжика, Канит, подпрыгнув, осторожно умостился на его гладкой вогнутой спине. Если сидеть не на заду, а на ляжках, согнув в коленях ноги, то вполне можно ехать, решил он, и послал Лимнака за поясом и оружием. Когда через минуту Лимнак вернулся в конюшню с канитовым поясом, акинаком и горитом, отсвечивавшими на солнце рассыпанными по красной и коричневой коже золотыми бляшками, Канит успел накинуть на Рыжика узду, обшитый сверху волчьим мехом чепрак и затянуть подпругу. Согнув с помощью Лимнака лук и натянув тетиву, Канит сел на Рыжика и выехал со двора через приоткрытые на одну створку ворота, приказав рванувшемуся было радостно вперёд Лису в этот раз вернуться домой.