Савва Сторожевский

По отливке, колокол оставляется в земле иногда несколько дней, до тех пор, пока совершенно остынет. После того как колокол остынет, его отрывают осторожно, снимают с него или лучше разбивают кожух и переносят в точильню. Там его обтачивают точилами, — и вся работа колокольно-литейнаго дела кончена. Когда колокол совсем готов, призывается священник для “Чина освящения кампана”. В молитве, читаемой при освящении колоколов, церковь молит о ниспослании особенной благодати, вливающей в кампан силу, “яко услышавше вернии раби глас звука его — в благочестии и вере укрепятся и мужественно всем дьявольским наветам сопротивно станут... да утолятся же и утишатся и пристанут нападающия бури ветряныя, грады же и вихри и громы страшные и молнии злорастворения и вредня воздухи гласом его” и проч.

Главное достоинство колокола состоит в том, чтобы он был звонок и имел густой и сильный гул; последнее зависит от относительной толщины краёв и всего тела. Если, например, края слишком тонки, то колокол выйдет звонок. Но при лишней тонине звук его будет дробиться; напротив, при лишней толщине звук будет силён, но непродолжителен.

В звуке колокола нужно различить три главных отдельных тона: первый звон есть главный, самый слышный тон, происходящий тотчас же после удара; если звон густ, ровен, держится долго и не заглушается другими побочными тонами, то колокол отлит превосходно. Такой звон зависит от математически-правильной и соразмерной толщины всех частей колокола и происходит от дрожания частиц металла, главнейше, в средней его трети. Второй — гул, который хотя происходит тотчас же за ударом, но явственно слышится спустя несколько времени. Гул распространяется не так далеко как звон, но держится долее его в воздухе, и чем он сильнее, тем колокол считается лучшим; гул происходит от дрожания частиц металла в краях колокола, или вернее в нижней его трети; от того-то чём толще края его, тем гул сильнее, хотя от излишней толщины их он разносится не так далеко. Третий тон есть тот, когда колокол не звонит, не гудит, а звенит. Это звененье происходит от дрожания частиц металла в верхней трети колокола; звук этот довольно неприятен; он тем слышнее, чем толще дно и верхняя треть колокола и чем массивнее его уши. В небольших колоколах звук сливается с звоном и потому едва слышен и то вблизи, но в больших он довольно силён и пронзителен; так, например, в московском большом колоколе в тихую погоду он слышен версты за две и не заглушается звоном всех окружных колоколов».

Печатается по изданию: Пыляев М. И. Исторические колокола // Старое житьё. СПб., 1897. С. 288-320.

О колоколе Саввино-Сторожевского монастыря

(из версии Г. В. Носовского и академика А. Т. Фоменко)

Мы приводим эти цитаты, исполненные чрезмерных эмоций, только для того, чтобы читатель убедился в повышенном интересе не только специалистов, но и внимательной общественности к тайнописи исторических колоколов Саввино-Сторожевской обители. Одновременно автор книги выражает надежду на то, что времена меняются, а значит — и вещи иногда возвращаются на свои места.

Включая и монастырские колокола.

Цитируется по изданию: Носовский Г. В., Фоменко А. Т. Новая хронология Руси, Англии и Рима. Гл. 7. Как писали на Руси до XVII века. Надпись на Звенигородском колоколе. М., 2004.

Читатель, воспитанный на скалигеровской истории, наверняка думает, что русская письменность до XVII века была обычной, хорошо знакомой нам кириллической письменностью. Может быть, с несколько иным начертанием букв, но не представляющей особых трудностей для специалистов. Нам показывают книги якобы XI—XII веков, русские летописи якобы XV века, которые без особого труда можно прочесть. За исключением, может быть, отдельных редких тёмных мест.

Однако это не так. Как мы сейчас увидим, до эпохи Романовых по-русски писали во многих случаях совершенно непривычными сегодня буквами. Причём этих русских азбук было много. Некоторые из них использовались в отдельных случаях и в XVII веке. Сегодня они требуют расшифровки, которая не всегда удаётся...