Сажайте, и вырастет

Потом я многословно рассказал следователю Хватову о том, какой я мощный бизнесмен и славный малый. Затем стал разглагольствовать о деньгах, о семье, о политике, о законе и справедливости — обо всем на свете, лишь бы затолкать на самое дно разговора тему «завхоза Мороза». Я врал убедительно, красочно, аранжируя свою болтовню цифрами, подробностями и пословицами типа «чем дальше в лес, тем своя рубаха ближе к телу». Я жестикулировал, улыбался и дипломатично опускал глаза.

Я вложил всего себя в полчаса самого лучшего обмана в своей жизни.

Однако Клетчатого никак не тронул мой цветистый монолог — в самой его середине он вдруг встал, извинился и вышел. В дверном проеме тут же возникла фигура давешнего грубого оперативника. Сложив руки на груди, сыщик стал молча наблюдать за тем, как адвокат склонил свою голову к моей и горячо зашептал:

— Ни о чем не волнуйся!.. Как я понял, у них ничего на тебя нет. Никаких доказательств. Но по закону они могут продержать тебя, без предъявления обвинения, целых тридцать суток…

— Тридцать суток! — воскликнул я в отчаянии. — Целый месяц! А как же мой бизнес? Это катастрофа! Все рухнет! Мне нельзя — на тридцать суток! Иди, договорись, придумай что-нибудь!

Лоер в ответ только грустно покачал головой. Я выругался площадными словами.

— Кстати, — тихо спросил Рыжий, — ты вообще знаком со спецификой уголовного делопроизводства?

— В общих чертах, — буркнул я. — Насколько мне известно, они обязаны предъявить мне официальное обвинение. За подписью прокурора. И одновременно избрать «меру пресечения». Либо это будет подписка о невыезде, то есть: я гуляю на свободе, но по повестке являюсь на допросы; либо это — заключение под стражу: я сижу в тюрьме, и к следователю меня приводят из камеры…

Адвокат поддернул манжеты своей рубахи. Моя рубаха стоила примерно в семь раз дороже.

— Не в тюрьме, — поправил он меня, — а в следственном изоляторе.

— А что, есть разница?

— Если честно, — признался Рыжий, — нет. Никакой.

— Значит, я сижу тридцать суток, а потом они предъявляют обвинение?

— Да.

— Ага! — хохотнул я, чувствуя облегчение. — Но в казнокрадстве я не виноват! Доказательств нет и не будет! Они смогут обвинить меня лишь в неуплате налогов. Легкая статья! Три года! Такого обвиняемого они вряд ли станут держать в изоляторе!

— Ты прав. Лицо и руки адвоката были очень белые и сплошь покрыты веснушками.

— Тридцать суток! — вновь ужаснулся я. — Месяц! За это время моя контора рухнет! Клиентура разбежится по конкурентам! Я понесу убытки!

— Мы подадим в суд, — предложил Рыжий.

— На кого?

— На прокуратуру.

— Я подам иск против Генеральной прокуратуры страны? Это смешно.

— Пожалуй, ты опять прав. Тридцать суток тюрьмы! — с горечью подумал я. За что? А как же справедливый суд?

Меня отягощал недостаток, схожий с недостатком босса: я полагал себя самым эрудированным из всех шести — или сколько их там есть — миллиардов человеческих существ. Поэтому следующий вопрос я задал, стесняясь:

— А разве не суд решит, где именно я буду пребывать весь период следствия, — за решеткой или на свободе?

Адвокат печально улыбнулся.

— К сожалению, в этом вопросе отечественная юриспруденция… как бы это сказать…

— Буксует.

— В общем, да. — Рыжий снова вытер пот со лба. — Сейчас людей сажают в изолятор только волей прокурора. Там, в изоляторе, подследственный годами ждет решения своей участи. Человек может просидеть год, пока идет следствие, и еще год или даже два, пока услышит свой приговор. Суды переполнены. Очередь. Подсудимых много. Судей мало. Говорят, что скоро в законы внесут изменения. Но нас с тобой это не коснется. Тебя лишит свободы не суд, а чиновник прокуратуры. А он поступит так, как ему удобно. Он сочинит постановление, там будет сказано, что, находясь на свободе, ты можешь скрыться от правосудия…

— У меня бизнес! — выкрикнул я; сыщик у двери вздрогнул и сменил позу. — У меня семья! Ребенок! Старенькая мама! Куда я сбегу?

Рыжий поднял ладонь.

— Кроме того, находясь на свободе, ты сможешь оказать давление на свидетелей и помешать ходу расследования. Я лишь цитирую официальные формулировки…

Я глухо зарычал от досады, но справился с собой и хрипло спросил:

— Так что же меня ждет?

— Пока — месяц.

— А потом?

— Тебя отпустят, — уверенно ответил Максим. — Повесят неуплату налогов, дадут три года, условно, и все закончится…

— Ладно. Месяц — значит месяц. Отсижу.

Отвернувшись в сторону, я несколько раз сильно надавил большим и указательным пальцами на оба своих глазных яблока — чтобы они покраснели и веки припухли. Когда Хватов вернулся, я тут же пожаловался ему на усталость и плохое самочувствие. И деликатно попросил закончить разговор.

— Что же, — почти равнодушно кивнул морщинистый очкарик, — продолжим завтра. А сейчас, извини, будем вас, это самое, оформлять…

— Нас?

— Тебя и твоего завхоза, — будничным тоном пояснил Клетчатый. — По Указу Президента о борьбе с организованной преступностью и, это самое, бандитизмом — временно задерживаем обоих на тридцать суток!

— А завхоза за что?

— За компанию. Я встал.