Сажайте, и вырастет

— Где он находится сейчас? — быстро спросил Клетчатый.

— Не скажу, — с наслаждением парировал я. — А то вы и его повяжете, как завхоза…

Легенду «завхоза» я и босс Михаил сочинили совместно, за две недели до ареста. После пары стаканов «Чивас Ригал». Вышло в рифму: «завхоз Мороз». Оформили, задним числом, и договор найма, и трудовую книжку, и ведомость заработной платы, и пропуск с печатью и фотографией.

— Не переживай, — участливо сказал следователь. — Твой завхоз — не пропадет. Хотя у нас есть данные, что он тоже причастен к хищению…

Я помертвел, но заставил себя раздвинуть губы и улыбнуться.

— Любопытно было бы поглядеть… на ваши данные… Следователь осторожно положил костлявую ладонь на папочку-скоросшиватель и погладил.

Я немедленно захотел предложить ему плату по самой высокой таксе, чтобы он разрешил мне хотя бы перелистать содержимое ДЕЛА. Но вовремя одумался. И стукнул рукой по столу.

— Черт с ним, с завхозом! Найму себе другого. Не будем терять времени! У меня сегодня в пять часов важнейшая деловая встреча, так что поторопимся…

— С тобой приятно иметь дело, — задумчиво произнес Хватов. — А чем конкретно занималась, это самое, твоя финансовая компания?

— Моя финансовая компания, — ответил я, — занималась операциями на финансовом рынке.

Следователь чрезвычайно спокойно проглотил издевательское высказывание.

— Так и запишем, — пробормотал он, нажимая кнопки. — Какими именно операциями?

— В основном перепродажей ценных бумаг — акций, облигаций и векселей. На бирже и вторичном рынке.

— А подробнее?

— Подробная информация, — ответил я грубо, — есть внутренняя информация. Коммерческая тайна. Она не подлежит разглашению ни при каких условиях!

— Хорошо. — Хватов кивнул. — А как насчет вывоза, это самое, капитала? Обналички? Увода денег от налогов?

— Бывало и такое, — невозмутимо признался я и снова обтер мокрую шею. — Я существую в конкурентной среде. Чтобы выжить, я обязан предложить всякому клиенту полный комплекс услуг, хотя бы и не совсем законных.

— То есть, — вкрадчиво стал уточнять Клетчатый, — всякий человек мог прислать тебе банковский перевод, а взамен забрать, это самое, наличные деньги?

— Не «всякий». Со «всяким» я бы и разговаривать не стал. Я работаю только в кругу своих.

— Значит, — Хватов сощурился, — у тебя имеется сформировавшийся круг клиентов, из числа предпринимателей, которым ты регулярно оказываешь, это самое, незаконные финансовые услуги?

— Безобразие, — усмехнулся адвокат. — Что за вопрос?! Это утверждение!

— Ничего, — благородно разрешил я. — Нормально. Диктую ответ, медленно: на начальном этапе своей деятельности, около двух лет назад, я иногда, в исключительных случаях, оказывал двум или трем лицам упомянутые услуги. Детали сделок — уже не помню…

Адвокат заерзал, но я в его сторону не посмотрел.

В конце концов, я все равно скажу все, что им нужно. Генерал Зуев подвел меня к этому еще час назад, в соседней комнате.

Да, был такой человек, аптекарь, с приятным семитским шармом в чертах лица, и он — да, попросил меня об услуге, и перевел со счета никому неизвестной маленькой фармацевтической компании несколько миллиардов рублей, и попросил обратить эти рубли в американские доллары и переслать в несколько европейских банков. В Латвию и в Австрию. Полмиллиона — выдать наличными ему в руки. Я так и сделал. Удержал свои комиссионные.

По закону с такой операции я обязан уплатить немалые налоги. Но — не уплатил. За что Уголовный кодекс предусматривает наказание в виде трех лет лишения свободы. Я согласен. Деньги — важнее. Я просижу максимум год, затем меня отпустят досрочно. Как говорится, за хорошее поведение. Весь год босс будет держать для меня мое рабочее место. Я вернусь в еще не остывшее, хранящее отпечаток моего зада кресло, за свой стол, за баранку кондиционированного автомобиля с большими колесами. Я вернусь в сауны, рестораны, джакузи, нырну в стаканы напитков, впрыгну в штаны «Кензо» и туфли «Ллойд» и заживу прежней жизнью. Такая логика казалась мне предельно простой.

Наверное, мои суждения — аморальны. Однако я не всегда сидел на мягком в дорогой карете. Перебравшись в столицу Империи, я начал здесь с нуля. Ночевал у друзей, на полу. Ел макароны с маргарином. Я проехал за пять лет тысячи километров в столичном метро. Я помнил, как однажды в подземных переходах появились плачущие старухи с протянутыми ковшиками сухих сморщенных ладошек.

Они появились, как только свергли коммунистических вождей. И больше уже не уходили. Они и сейчас там стоят.

Лучше пострадать один год — в молодости, чем двадцать лет в старости, подумал я однажды, в очередной раз опуская монетку в дрожащую руку. Лучше рвануться, рискнуть, но застраховать себя, и своих родителей, и детей от нищеты. Пусть тюрьма — но только не нищета, не голодная старость… Не дай Бог, черт побери.