Сажайте, и вырастет

— Не волнуйся, — улыбнулся я ему напоследок. — Тюрьма сделана не для таких, как ты. А для таких, как я. Она — для того, кто думает, что он — безнаказанный, хитрейший из хитрейших. Тебе здесь не место. Ты переживаешь напрасно. Уволься из банка, приведи в порядок нервы, смени телефон и место жительства… Возвращайся в адвокатуру. Скоро у меня начнется процесс — может быть, ты мне еще раз поможешь…

2

Металл — толстый, неряшливо опиленный по краям — был приварен к металлу человеческими руками. Спустя время другие руки, терпеливые, оторвали, отсоединили одно от другого. Скрепленное — раскрепили, согнутое — разогнули. Образовалась дыра, щель. Сейчас, глядя в нее, я видел то, что запрещено видеть: волю.

Такова привилегия моего нового и лучшего статуса: забираться на тюремный подоконник и через щель любоваться свободой.

Всей свободы — узкая полоска. Напротив, в пятидесяти метрах, — массивное серое тело соседнего корпуса, специального (на местном жаргоне — «спец»). Правее — здание больнички. Прямо внизу — крыша какого-то подсобного строения. А меж двумя серыми казенными домами — она, свобода. Голубое небо, кусок набережной, участок травяного склона с несколькими деревьями. Многоквартирный дом. Как там живется людям — в этом доме с видом на тюрьму?

— …Не суетись, — деловито посоветовал Джонни. — Я все расскажу и покажу. Я на Дороге уже год.

— Не надоело?

— Такое не надоедает, — тихо сказал мой наставник и поиграл впечатляющими боковыми дельтами. — Дорога — это святое. Это основа Общего Хода. Конечно, бывает — паришься, устаешь и все такое. Но мне — по кайфу. Самое главное — ты все время занят… О! Слышишь? Это — цинк сбоку. Тяни! Не так, не так… Тянуть надо быстро, но не рывками. Теперь развязывай узел, разворачивай тряпку. Давай сюда малявы… Короче, здесь, на Дороге, нормально. Смена — двенадцать часов. Все время ты в движении. Это главное. Ты занят, бегаешь, ты при делах, ты — на козырной поляне. Никто тебя не трогает, зато ты — можешь одернуть почти любого…

Из человеческой волны вынырнул отдельно взятый арестант, с пораженным чесоткой животом, и протянул Джонни записку. Тюремное письмецо, тщательно запаянное в полиэтилен, в точности повторяло формой и размерами пластинку жевательной резинки. Я взял ксиву, изучил адрес — «В Х.135», — сообразил, что ее надо гнать наверх, и стал было завязывать узел, но Джонни остановил меня.

— Из-за одной малявы «коня» не гоняй! И так он служит не больше трех недель. Кстати, каждую смену начинай с того, чтобы проверять всех «коней» на разрыв. Если «конь» не выдерживает веса твоего тела — выбрасывай, плети нового.

— А что делать с малявой?

— Подождем, пока накопится хотя бы три-четыре, и все сразу отработаем. Исключение делается только для срочных ксив и ксив Общего Характера.

— А сейчас ее куда?

— Куда хочешь. Ты ее взял — все, отвечаешь головой. Спрячь в карман. Застегни его на молнию. Потеряешь или, не дай Бог, спалишь ментам — вылетишь с Дороги сразу… И я за тобой. Обычно вылетает вся смена. За год у нас так два раза было. Не с моим участием, конечно…

— Круто.

— По-другому не бывает. — Джонни сурово поднял палец. — Тюрьма! В каждой ксиве может быть решение чьей-то судьбы. Хотя девяносто процентов всей почты — это порожняк. «Браток, загони сахара и сигарет по возможности». Иногда вообще пишут от нечего делать. А ты отвечаешь по полной программе… О, опять цинк. Тяни. Не этого! Верхнего! Что?

— Застряло.

— Прыгай наверх. Проталкивай рукой. Не так! Просовывай через решку!

Я запыхтел.

— Не лезет.

— Конечно! Рукав надо закатать — тогда пролезет. С усилием я продавил в щель меж «ресничек» застрявший груз и спрыгнул вниз.

— Имей в виду: в разных хатах дырки в «ресничках» — разного размера. Бывает, у тебя груз пройдет через щель, а у соседей — застрянет наглухо. Об этом надо помнить. Вот, еще две ксивы принесли… Не спеши. Проверь, правильно ли запаяны! Сам не перепаивай — возвращай, и все. Запаивает ксиву или груз всегда его отправитель. Будет кто подходить из хаты, просить спички, зажигалку, целлофан — не давай. Свое надо иметь… Складывай ксивы. Заматывай в тряпку. Плотнее. Не так! Давай, я сам… Теперь вяжи узел. Теперь цинкуй. Громко не стучи. А то есть такие любители — так молотят по стене, что мент с продола слышит. Во, пошла…

— Опять застряла. Джонни похлопал меня по плечу.

— Лезь, дорожник! Проталкивай! Да шустрее! Вдруг сейчас мусора ворвутся, нежданчиком, — а у тебя груз в решке застрял! Спалишь груз — голову отшибут. Вот так все двенадцать часов будешь прыгать. Вверх-вниз. Чего наверху уселся? Прыгай, с той стороны опять цинкуют!

В камере — два окна. Через левое мы отрабатываем почту вбок, через правое — вверх и вниз. Окна — в двух метрах над полом, а расстояние между окнами — десять шагов. Несколько раз пробежавшись туда и обратно, проделав с десяток рывков вверх и прыжков вниз, я взмок, подвернул ногу, оцарапал руку и задохнулся.

Джонни это только позабавило.