Сберегите цветы полевые

Своей судьбой я заверяю вас,
Проверенной в огне
                               на поле бранном.
Судьба вершилась,
                           право, без обмана:
Уж бил — так бил:
Не в бровь,
               а прямо в глаз.

Велели мне!

Разведай гарнизон.
И я к фашистам пробираюсь в пекло.
За тридцать лет
                        былое не поблекло, —
Как тот фашист,
Ночами душит сон.

Давали косу:

Прогони прокос —
Туда верста
                 и столько же оттуда.
И я махаю —
                  не свалюсь покуда.
К косе как будто намертво прирос.

Поедем в лес:

Дорвусь до топора —
Лесины стонут, осыпая щепы.
Я силою пошвыривался слепо,
Как в бой,
В работу рвался на ура.

Нет-нет и прижимаю левый бок —

Пустое, мыслю,
                      просто перебои.
Горушка — тьфу!
А вздыбилась горою…
Осилю —
             лишь бы детям невдомек.

И вновь стремлюсь шагать, как

                                            пионер, —
Живем лишь раз,
Всего лишь раз на свете!..
Не слушают отца —
Взрослеют дети.
Научит ли их собственный пример?

«Любили мы играть в войну…»

Любили мы играть в войну,
Как будто чувствовали что-то.
«Ура!» взрывало тишину
В кустах у ближнего болота.

На роль врага,

                    само собой,
Никто не шел без принуждения…
Но вот он,
             настоящий бой,
И не победа —
                     отступление.

Притихла разом детвора,

Послушной сделалась и строгою.
Мы репродуктору с утра
Глядели в рот
                    с немой тревогою.

Враги в деревню, как домой,

Пришли,
          посмеиваясь весело.
Не приглянулся дед немой —
Они в саду его повесили.

Без следствия и без суда

Водили в ров безвинных жителей…
И мы, чапаевцы,
                        тогда
Ушли в отряд народных мстителей.

Взрывали склады, поезда

И где могли —
врагов громили мы…
Горит нетленная звезда
Над партизанскими могилами.

В живых —
               из двадцати один.
Я ваш должник,
                       друзья-чапаевцы.
Хотя я дожил до седин,
А сердце давней болью мается.

Гляжу с надеждой на ребят —

На их игрушки современные.
Я по-отцовски очень рад,
Что игры сына не военные.

ПАМЯТЬ О ДРУГЕ

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я —
Пробито сердце.
И надо мной
                  чернеет свет…
От памяти
               куда мне деться!

Лежу я,

Вдавленный в песок,
Смертельной болью перехвачен…
И надо мною колосок
Склонился,
Будто наудачу.

Вот-вот осыплется зерно,

Налитое немой тревогой.
И все,
       что было так давно,
Придвинулось —
                         рукой потрогай.

Горит

(В бреду иль наяву?)
Родная наша деревенька.
Пробитый пулею,
В траву
Навек упал приятель Сенька.

Незатухающая боль
Меня —
Как на огне бересту.
Песок в глаза метет, как соль,
И разъедающе,
                     и остро.

Мой друг не встанет,

                                хоть кричи, —
Зашлась душа недетской болью…
Летят тридцатые грачи
Над Сенькиным немым раздольем.

НА ВОИНЕ