– Хватит ржать, как лошадь! – рявкнула я. – Это ты мне дизертирку эту подлючую подсунула! Когда еще она начала мои пижамы уничтожать, я тебя спрашивала, чего ты там накуралесила, а ты: «Нет, она только тебе предана и бла-бла-бла». А в результате кто оказался прав, а?! Так что исправляй давай дело рук своих!
Подруга покачала головой:
– Если она чего-то и делает, то только на благо общества, представленного в твоем лице.
У меня от возмущения даже глаз дернулся!
– Хочешь сказать эти... эта... этот хаос, что со мной произошел, пошел на благо?! На благо, я тебя спрашиваю?! – завопила я, вскочив.
Аля сжалась.
– Ну, если посмотреть на ситуацию с другой стороны... – робко начала она.
– Какой?!
– Ну-у-у, зато мы знаем, что у ректора бронежелезная выдержка, – и захихикала.
– Ведьма ты, Аля, – устало сказала я, садясь.
– Так я и не отрицаю, – хмыкнула она.
В общем, внутри меня развернулась настоящая кровопролитная жестокая война между моей эмпирической и рациональной частью. Они драли на себе волосы, кусались, царапались били друг друга под дых и побеждали с переменным успехом. Так, когда вверх взял разум, я притащила в комнату готовое зелье, взяла заговоренные рукавички и вытащила два пирожных, которые предстояло съесть Аде и ректору, положила их на салфеточку, а ненужные остатки зелья вылила. И вот смотрела я на пироженки, смотрела и думала: « С чего это я, какой-то Адонике, гадине сволочинистой, буду отдавать моего ректора?!». В итоге, пироженки оказались в дальнем ящике.
На следующий день сообщила Аде о том, что на сегодня запланирована операция «Охмури ректора», скрепя сердца выдав ей указания, полетела на пару. Там, совершенно не обращая внимания на болтовню профессора Бумфлыщрадбдыща, снова переживала войну.
Нет, ну зачем я это сделала, вот кто мне скажет?! Вроде уже решилась же забить на все это, а?! Ректор мне нравится. Пусть есть некоторые обстоятельства, препятствующие нашим отношениям, но и они, (обстоятельства эти) не вечны, и на нашей улице будет праздник! А если я сейчас отправлю Аду с пироженками к аморту, то все – фьють – и нет больше у меня ни гипотетической возможности быть с ним, ни практической. Подождите, неужели я, и правда, хочу быть с ним?! Боги! Как я до этого докатилась?! Когда этот хвостатик изменил мой принцип «Нет отношений – нет проблем»? В тот момент, когда заботился обо мне во время болезни? Когда не поверил, что я просто так заколдовала Аду? В тот момент, когда сдержал свои животные порывы, хотя я была совсем не против? Когда это случилось?! Когда?!
Кстати, ректора я активно избегала, по понятным причинам, но от других девчонок слышала, что он ходит в очках, интересно, почему? Еще одна непонятность в поведении загадочного аморта, хоть к стенке его припирай и допрос с пристрастиями устраивай. О, а это мысль!
В общем, в общагу я шла с намерением выбросить пироженки, а Аде дать отбой. Настроение опустилось по шкале паршивости, рациональная часть меня, рыча и ворча, ушла зализывать раны. Буквально взлетела вверх по ступеням, распахнула дверь, зашла широким шагом в комнату, под взглядом ошарашенной Али открыла шкаф, а пироженок-то там и нет.
– Алечка, скажи мне, что ты их не съела! – посмотрела на нее в ужасе.
Она хмыкнула.
– Кого пироги, что ли твои? Конечно, нет! Их Ада взяла.
Я схватилась за голову и взвыла.
– Давно?!
Она пожала плечами.
– Минут за пять до тебя.
Твою хмырью бабушку! Я понеслась обратно в академию. Не знаю, кто меня дернул залезть в Почтовый Шар, но я это сделала, и угадайте что? Правильно, почувствовала там письмо. Это настолько сбило меня с толку, что я остановилась, вытащила конверт, удостоверилась, что это от бабушки, распечатала его и, забыв и про «пироги», и про Аду, и про ректора, углубилась в чтение.