Только горячие губы, терзающие мой рот, только грубые прикосновения, заставляющие меня плавиться внутри, только наше дыхание в унисон, только его глаза, стоящие перед мысленным взором, будто клеймом выжженные в моей памяти. Его губы спустились к шее, и дальше вниз, а я не выдержала и протяжно застонала. Он тут же подхватил мой стон, поймал звук, срывающийся с моих губ.
Еще мгновение, и я лежу на прохладных шелковых простынях, он нависает надо мной, вглядывается в мое лицо, закусив губу, сдерживает себя. В течение нескольких мгновений тоже пытаюсь смотреть на него, но не выдерживаю, закрываю глаза, закидываю ноги на его талию, и начинаю скользить по его телу вверх и вниз, он издает стон. От этого звука все внутри меня пылает.
Чувствую, как задирается тончайший шелк моего одеяния, секундное ощущение прохлады на животе, которое тут же заменяется жаром его тела.
– Ты с ума меня сводишь, – рычит он, целует так, что я теряю мироощущение, а затем...
Я остаюсь одна. Поднимаюсь на локтях, судорожно озираюсь, стремясь найти его глаза. Замечаю аморта, вцепившегося в окно, с опущенной головой.
– Даринер, – зову я, мой голос вибрирует, вижу, как он дергается, а мне невыносимо без его прикосновений, без его глаз.
– Уйди, Ари, – почти стонет он.
Куда уйти? Зачем уйти? Как уйти?
– Даринер, иди ко мне, – зову его, не понимая, что происходит.
Но он все не приближается, а ко мне все возвращается разум. И ровно в то мгновение, как я вскакиваю с кровати, в ужасе осознавая, ГДЕ и ЧТО я делаю, а главное С КЕМ. Выдержка ректора, похоже, лопается, и он с рыком подлетает ко мне. Кое-как сообразив, что, скорее всего, на меня каким-то образом влияют его глаза, я тут же зажмуриваюсь и вопя как иерехонская труба, вылетаю из его комнаты. Адреналин, смешиваясь со страхом и азартом, бурлит в крови. Открываю глаза на лестнице и несусь вниз, судорожно одергивая пеньюар, кидаюсь к двери, дергаю за ручку. Бабушка моя! Закрыто! Лихорадочно ищу замок, чувствую горячее дыхание над ухом.
– Попалась, – промурчал аморт.
Я вскрикиваю, прижимаюсь лбом к двери, слышу: «Вам», горячее тело позади меня исчезает. В ужасе оглядываюсь и вижу метлу, которая и приголубила ректора. Первая мысль: «Ой, бабушка, ему же, наверное, больно!». Вторая: «Ну все, писец, теперь точно отчислят». А Метя сдав назад, набрала разгон и – ба-а-амс! – дверь открыта. Простив этой поганке все, что она натворила, вскакиваю на нее, и мы улетаем в закат, ну, точнее в рассвет.
На входе в общежитие мы опять же очень легко преодолели барьер и открыли дверь, затем понеслись вверх по лестнице, добрались до комнаты, захлопнули дверь, закрыли ее. Я слезла с метлы, подошла к стене и тихонечко по ней сползла.
Что сейчас было?! Как это объяснить?! В голове после пережитого пустота. Я полностью опустошена.
С помощью метлы добралась до кровати, упала на нее и вырубилась. Все, гейм овер, чур меня лет пятьдесят не трогать.
Глава двадцать первая
Неделю я проходила, прибывая в таком отрицании с собой, что философский принцип «Отрицание отрицания» нервно курит в сторонке.
С одной стороны мне хотелось… нет… не то что бы хотелось, а вроде мне нужно свести ректора и Аду. Но с другой стороны ректор-то мне самой нравится, да и я ему тоже. Пытка мыслями об аморте начиналась с момента открытия глаз после сна и до полной отключки мозги из-за недосыпа. Очень часто я стала ловить себя на том, что глупо улыбаюсь, глядя в никуда, а перед мысленным взором какая-нибудь встреча с ним или, что хуже, поцелуи.
Ту роковую ночь я помнила до мельчайших, самых неприличных и интимных деталей, что не могло каждый раз не выливаться румянцем на моих щеках. Это ужасно бесило меня и умиляло Алю, которая заметив, что я начинаю краснеть, коварно спрашивала: «Опять грязные мыслишки покоя не дают, м?» или «И как там ректор в постелю, хорош, а?».
Книгу, кстати, метла вернула, уж не знаю, откуда она ее приперла. Лично я бесценный фолиант уже оплакивала, не надеясь вернуть. Але я про свои ночные приключения рассказала, она сначала таращилась на меня, как баран на новые ворота, потом несколько минут переваривала информацию, а потом стала ржать! Такой подставы я от нее не ожидала! Вообще не была уверена, что она способна на такой гомерический хохот! Аля ржала, как ненормальная, держась за живот, она била кровать рукой, приговаривая: «Ы-ы-ы, я сейчас сдохну от смеха», «Бедный ректор, за один вечер два раза по лбу», «Ну ты, Мирка, даешь! Так мужика мучить! Он, поди, потом целый день ходил прикрывая перед чем-нибудь!». Я суть ее пошлых намеков понимала только наполовину. Дождавшись, пока она просмеется, спросила: «И что мне теперь делать?». Ведьмоска с самым серьезным видом посмотрела на меня, положила руку на плечо и сказала: «Доводить дело до конца!», а потом как опять заржет!
Мое терпение медленно, но верно истончалось. Наконец, я не выдержала, схватила подушку и со всей силой треснула Алю по спине.