Сбежавшее лето

   — Это   занятия   по   системе   йогов.   Я   выписал   специальную   книгу. Чтобы   не   краснеть   и   не  заикаться,   нужно   уметь   концентрировать  свое внимание. А  для   этого прежде   всего    следует   научиться   правильно   дышать. Первое упражнение — это стоять на голове и считать. Что означают твои слова:   «Я убежала из дома!»?

   —  Выходит,  ты  вовсе  и  не  сосредоточился? — презрительно спросила она.— Раз слышал,  что я сказала.

   —  Замолчи!

   Он отвернулся и поддел ногой камень. Шея у него снова стала мали­новой. Потом поднял камень, подошел к выходу из грота и швырнул его в озеро. Камень семь раз подпрыгнул на воде, напугав шотланд­скую куропатку, которая взлетела над озером, перебирая красными лап­ками.

   —  Ты хочешь сказать, что теперь будешь ночевать здесь?

   — Да.

   —  Зачем? Почему ты ушла из дома?

   В горле у нее пересохло.

   —  Вчера я узнала, что твоя тетя работает у нас. Убирает.

   —  Я   знаю.   Мир   тесен.— Саймон   швырнул   второй   камень,   но   тот подпрыгнул только два раза.— Черт бы взял!

   —  Что?

   —  Я сказал, что знаю. Мой уши почаще, если плохо слышишь.— Его собственные  уши  были  ярко-малиновые.   Нарочито  небрежным тоном  он добавил: — Вечером накануне нашего переезда сюда тетя приходила к нам и рассказала, что к ее хозяйке приехала племянница по имени Мэри. Ей двенадцатый год. Я задал еще несколько вопросов. Не очень много, просто чтобы убедиться.

   —  Представляю, какие гадости она обо мне говорила.

   —  Да уж,— усмехнулся Саймон, но, увидев взгляд Мэри, тут же стал серьезным.

   — Почему ты    мне    не    рассказал    об    этом?—в   ярости    спросила она.

   —  Не всегда и не все нужно говорить.— Он набрал целую горсть кам­ней и песка и швырнул ее в озеро.— Во-первых, ты могла подумать, что я намерен тебя разоблачить.

   —  Да,— только и  произнесла  униженная  донельзя  Мэри.— Понятно.

   —  А  я  вовсе   и   не  собирался  этого  делать,— сказал   Саймон.— Она зашла   к   нам   случайно.   И   я   даже   не   упомянул   при ней, что   мы зна­комы.

   — Она знает. Я встретила ее вместе с Полли-Анной на почте. Это бы­ло ужасно.

   При воспоминании о том, как это было, ее словно окатило холодной волной. Ей даже почудилось, что она вот-вот утонет. Она села, прислонив­шись спиной к стенке грота, и обхватила голову руками. Слезы струились у нее сквозь пальцы.

   —  Они сказали ей, что я сирота, что я голодаю, а теперь она передаст это тете Элис и... и... Лучше мне умереть.

   Она слышала, как под ногами Саймона хрустят камни и песок. Потом остался только шелест воды в гроте. Саймон ушел, она была одна.

   Она все плакала и плакала. И была не в силах остановиться. Словно внутри у нее прорвалась плотина и поток воды, хлынув через глаза и нос, будет литься до тех пор, пока не выльется до конца. Руки у нее стали влажными, как набравшие влагу губки, а голова разбухла вдвое.

   —  Мэри! — позвал   ее   Саймон.    Он   пытался   оторвать   ее   руки   от лица.

   Давясь слезами,  она отвернулась.

   —  Оставь меня в покое!

   Он старался впихнуть ей на колени что-то извивающееся и пушис­тое.

   — Ноакс! — Она схватила кота, зарылась лицом в его шерсть.

   Но он отчаянно сопротивлялся, царапался, и ей пришлось его отпу­стить. Он спрыгнул с ее колен и уселся поодаль, не спуская с нее глаз и приводя в порядок свою шубку.

   — Все меня ненавидят, даже Ноакс,— всхлипнула она.

   — Это только потому, что я его поймал,— объяснил Саймон.— Он не любит, когда его ловят и берут на руки.— Он помолчал.— Мне уйти?

   — Да,— сказала Мэри и прикусила язык.— То есть нет.

   Он, нахмурившись, уселся на корточки рядом с ней. Они молчали, и спустя немного Ноакс по собственному почину подошел к ним и потерся головой о ногу Мэри.

   Она не трогала его. Он терся и мурлыкал.

   —  Он   делает   это   только   с   тобой,— сказал   Саймон.— Пожалуйста, Мэри, перестань плакать.

   —  Я уже перестала. Только вся как-то раскисла и размякла.  Словно грелка, из которой вылили воду.

   —  Потому что плакала,— сказал Саймон.— После слез всегда так.

   —  Я редко плачу. По правде говоря, я никогда не плачу.

   —  Нашла чем гордиться.  Все люди плачут.— Саймон швырнул каме­шек в противоположную стенку грота.  Он звякнул о хрусталики  и упал в озеро.— Почему это ты должна быть не такой, как другие?

   —  Я не хочу, чтоб они знали, что мне плохо. А если плачешь, сразу понятно.

   —  Они?

   Она ничего не ответила.

   —  Ты имеешь в виду тетю и дедушку?

   Она покачала головой. Желудок у нее словно узлом перетянуло.

   —  Ты бы хотел, будь твои родители постоянно в отъезде, чтобы они заметили, что тебе от этого плохо? —выпалила она.

   —  А   тебе   плохо? — Он   вспыхнул.— Извини.   Мне   тетя   рассказала. Но я не собираюсь совать нос в чужие дела.

   —  Ничего.— Она на минуту задумалась.— Нет, мне не плохо,— удив­ленно призналась она.— Раньше было плохо, а теперь нет.— И облегчен­но вздохнула, узел у нее внутри исчез.— Сейчас все по-другому,— сказа­ла она.— Почему, не знаю. С тех пор как появился Кришна и мы очути­лись на острове. А куда он делся? Я не видела его с утра.