Жан покрутил на безымянном пальце тонкое обручальное кольцо. Они с Микасой были в разлуке уже три дня. Для Аккерман они скорее всего пролетели незаметно и мало чем отличались от всех других дней, разве что дышать, может, стало чуточку свободнее. Для него же каждый день был подобен неделе, тянулись, словно древесная смола. Тоска душила его, он не мог избавиться от неё, это было выше его сил. Жан часто посмеивался над собой: он, один из лучших бойцов Легиона Разведки, вышел победителем из жесточайшей войны, но проиграл любви к одной единственной девушке. «Как же жалок» — повторял он себе день за днём. Жан ненавидел себя за это, но в то же время он бы ни за что на свете не отказался от этого чувства, даже если эта любовь раздирала его плоть, ломала кости, заставляла задыхаться в удушливом смраде гнили своих же органов. Образ прощающейся с ним жены встал перед глазами. Он не выходил из его головы все эти дни: преследовал во сне, виделся в отражении воды и чужих глазах.
«Но что мне делать, если я потеряю и тебя?».
Жан не знал. Он уже ничего не понимал. Кирштейн чувствовал себя собакой, гоняющейся за собственным хвостом. Хотелось далеко и надолго послать и Фокса, и Эрена с Армином. Всё это время он жил для других: для родителей, для Легиона, для Военной Полиции. Все эти годы он, по сути, и не чувствовал жизни.
«…не уходи…».
Может, стоило уже подумать и о себе?
Жан остановил коня, и товарищи тут же обернулись к нему.
— Что случилось, Жан? — забеспокоилась Дорис.
— Мы возвращаемся в город, — не поднимая головы ответил он.
— Что? Возвращаемся? — Лейтенанты переглянулись, и Борис продолжил: — Мы столько прошли, и ты решил повернуть обратно? Это не разумно!
Жан выпрямился и уже твёрдо добавил:
— За всё это время мы не нашли ни следов ребят, ни хоть какого-либо поселения. Бродим по округе, как чёртовы кроты. Если так продолжится, то есть вероятность, что так и сгинем в этих проклятых лесах.
Дорис нервно сглотнула и осторожно спросила:
— Но что мы скажем Фоксу?
— Всю ответственность я возьму на себя, — успокоил её Жан.
Он слишком долго был заложником чужих прихотей. Пора разорвать этот порочный круг.
Борис тяжело выдохнул и почесал затылок.
— Что ж, как скажешь, капитан. Если честно, меня и самого эта погоня уже задолбала.
Кирштейн благодарно улыбнулся и обратился к Хитч:
— Дорис?
Девушка пожала плечами и кивнула в знак согласия.
— Хорошо. В таком случае возвращаемся.
Они развернули лошадей и погнали их в обратном направлении. До водопада им оставалось всего несколько километров.
***