— Тьфу на тебя! — огрызнулся Гаврюша. — Энто волшебный обруч так на неё влияет, не иначе. А потому снимать его надо поскорее.
Несколько минут троица шагала молча, задумавшись каждый о своём.
— Гаврюша, а почему небо такое серое?
— А я почём знаю? Может, Небесная Курица наврала да дождь устроить решила, а может, и того хуже — Сунь Укун разбушевался…
— Я Сунь Укун! Я Прекрасный Царь Обезьян! Хи-хи-хи! — вдруг раздалось над их головами, и с раскидистой ивы с треском, ветками и листьями слетел Сунь Укун, едва не приземлившись Егорке на голову.
— Ой! Смотрите, какая обезьянка! — на автомате ляпнула Аксютка.
— ОБЕЗЬЯНКА-А?!!
Царь Обезьян увеличился в размерах, так что скромная серая одежда треснула по швам и разлетелась в клочья и лоскуты, оставляя на его теле лишь набедренную повязку. Сунь Укун ударил огромным кулаком по стволу той самой ивы и выбил её из земли вместе с корнями, отправив плавать в озеро как никому не нужное бревно.
— Я Могучий Сунь Укун! Прекрасный Царь Обезьян! Великий Мудрец Равный Небу! Ты, неразумная маленькая букашка с волосами цвета мандариновой корки, как посмела ты назвать меня обезьянкой?! Я не обезьянка! Я — Сунь Укун!!!
Царь Обезьян топнул ногой, и земля пошла мелкими и крупными трещинами. Трава примялась и почернела. Глаза его горели красным огнём, а из носа вылетали облачка чёрного пара.
— Э-э-э… приве-ет… — неуверенно улыбнулась Аксютка и помахала ручкой.
— Прекрасный Сунь Укун, ты чё так вырос-то! На тебя и глядеть высоко, и кричать далеко. Уменьшись до человеческих размеров. И не кричи ты так. Мы уж поняли, что ты великий да прекрасный, а кто не понял, — Гаврюша сердито посмотрел на Аксютку, — тому ты доходчиво объяснил. Да?
— Ага! — уверенно кивнула девочка и улыбнулась.
Сунь Укун, мгновенно переходящий от ярости к веселью, легко уменьшился обратно и даже отвесил небольшой поклон, как в цирке.
— Приветствую тебя, мастер Гав Рил, великий Дух Дома. А кто эта необразованная девочка, закутанная в тряпьё нищенки?
— Чё?! Это мои лучшие колготки! Почти не штопанные! И на юбке только одна заплатка и та в тон!
— Молчи! — сквозь зубы прорычал Гаврюша.
— Сам молчи! Да я тут как королевишна перед ним стою, а он меня бомжихой обзывает! У меня, между прочим, косынка только вчера стиранная!
— Сожми свои губы в тонкую нить, юная гостья, которую никто не звал, и не спеши произносить необдуманные слова. — Сунь Укун схватил Аксютку за воротник кофточки, глядя ей прямо в глаза. — Иначе я заставлю тебя замолчать!
— Ой, да не такие наезжали. — Аксютка резко ударила его ногой под коленку.
— О-уй?! — удивился Царь Обезьян, отпустив рыжую нахалку, и сел в траву, округлив глаза.
— Заставит он! Сам в одних трусах ходит, всю одежду на себе порвал, а меня обзывает! И зубы у тебя не чищены! Нашёлся Царь! Прекрасный ещё! Да наш Гаврюшка и тот красивей тебя!
В воздухе повисла напряжённая тишина, нарушаемая только далёкими раскатами грома.
— Это кто? — тихо спросил Сунь Укун у Гаврюши. В его глазах полыхало красное пламя, и сжатые кулаки не обещали ничего хорошего.
— Прекрасный Сунь Укун, — вдруг с выражением сказал Егор, поклонившись, — Великий Мудрец Равный Небу! Это Аксютка, она домовая и пришла с нами, потому что…
— Потому что она тоже моя ученица! — успел спасти ситуацию Гаврюша.
— Домовая? Эта девочка тоже дух дома?
— Э-э-э… ну да, можно и так сказать, я дух дома, да… — согласилась девочка.
Царь Обезьян с подозрением сощурился.
— Она же не так сильна, как ты, мастер Гав Рил? Иначе она бы не стала твоей ученицей.
— О нет, Прекрасный Сунь Укун, — схитрил Гаврюша, — эта девочка так же сильна, а может быть, даже ещё сильнее, чем я. Она учится у меня мудрости и смирению. Ты сам проходил эту дорогу, Великий Мудрец.
— А-а? Погоди, да, было такое, но уже прошло, хи-хи-хи! Что ж, в таком случае рад приветствовать тебя, Аксют Ка, дух дома, ученица мастера Гав Рила. Воистину, сила твоя велика — видишь, какой синяк ты мне поставила?! — Он обиженно надул губы. — Боли-ит…
— Ну я извиняюсь, чё?! — Аксютка пожала плечами. — Но ты сам виноват, Царь Обезьян…
— Прекрасный, — терпеливо уточнил Сунь Укун.
— Ага, Прекрасный Царь Обезьян, нечего было обзываться. Сам, значит, первым начал, а я…
— О Будда многомилостивый…
Сунь Укун прикрыл глаза и молитвенно сложил руки перед собой, пытаясь принять безмятежный вид. Его выдавали только дёргающийся глаз и нервно приподнимающаяся верхняя губа, обнажающая внушительный белый клык. Царь Обезьян встал на голову и замер, мысленно читая успокоительные сутры, потом перевернулся, вздохнул и обратился к Гаврюше:
— В беседке нас ждут мои братья. Пойдёмте скорее.
Он развернулся и быстро пошёл к беседке, размашисто шагая полуголыми ногами.
— А почему небо-то такое мрачное, Прекрасный Сунь Укун?
— Потому что, — многозначительно и совсем без смеха ответил Царь Обезьян.
— Он всегда такой? — Аксютка и Егорка бежали за ними следом, перешёптываясь на ходу.
— Не знаю. Но вообще-то он хороший, он меня бананами угощал.
Когда друзья вбежали в беседку, небо совсем затянуло тучами, но дождь так и не пошёл.