Читаем Сборник интервью Фрэнка Заппы для юных фанатиков полностью

Я слышал всего четыре или пять пьес Шёнберга, от которых я получаю удовольствие. Септет, потом сюита оркестровых пьес - та, где одна из частей называется «Летнее утро у озера». Мне кажется, это действительно здорово. Ещё Begleitungsmusik - это пародия на киномузыку. Это мне нравится. Но кроме этого мне у Шёнберга нравится очень мало. Берг - мне нравится «Лирическая сюита», мне нравится пьеса для фортепиано - кажется, она называется «Фортепьянная соната», ранняя пьеса. Это мне тоже нравится. Но я пытался слушать Лулу. Не смог. У меня был альбом Воззека. Ничего там не понял. Мне нравится Мессиан. На это понадобилось какое-то время, но я люблю его музыку. Он красочный. Но должен признаться, что первый альбом Мессиана, который я услышал, был Chronochromie на фирме Angel, и он абсолютно сбил меня с толку. Я не знал, что с ним делать. Интереса хватало на первые три минуты. Я думал: «Оо, много перкуссии; это интересно, но что это?» Только через несколько лет я смог прослушать эту сторону альбома до конца.

А что же всё-таки сдвинуло Вас с мёртвой точки? Просто неоднократное прослушивание?

Нет. Просто чем больше я узнавал, тем более интересно это становилось, потому что когда я впервые услышал такую музыку, у меня не было музыкального образования. Я был просто покупателем пластинок. Всё, что мне нравилось, было основано на внутренней реакции на происходящее. По какой-то причине Варез понравился мне сразу. Стравинский понравился мне сразу, но вот эти другие вещи - нет. Я не любил Чарли Паркера. Я не любил некоторые другие современные джазовые дела. Слушая их, я думал: «Почему людям это нравится? Я этого не понимаю.»

Что изменилось в том, как Вы слушали музыку? Что Вы стали слышать?

Ну, когда начинаешь узнавать что-то о структуре, о том, каким образом действуют вещи, тогда начинаешь по достоинству оценивать работу других людей с материалом. То есть - если вы пишете диатоническую музыку, у вас есть 12 нот в 7 или 8 октавах. Это весьма ограниченная вселенная. Что можно сделать, чтобы взять эти компоненты, переворошить их, перестроить и получить вещь, которую можно назвать композицией? Это очень интересная задача. Мне кажется, что другие формы искусства имеют гораздо более открытый. не какой-то открытый формат, но там просто больше материала, с которым можно работать. Если вы поэт, то в английском языке есть 300 или 400 тысяч слов. Это ваша вселенная. Но если речь идёт о диатонике, то структурные возможности несколько более ограничены. И вот, чем больше я узнавал о том, каковы правила игры, тем больше я ценил то, как другие люди решают эту проблему. Как удержать интерес слушателя на некий период времени тем, что ты там состряпал? Сегодня у меня так ограничено свободное время, которое я могу посвятить прослушиванию музыки, что если я решу что-то послушать - а у меня очень большая коллекция пластинок и CD - я вытащу что-нибудь, поставлю так, чтобы можно было сосредоточиться и подумаю: «Да, это интересно.»

Значит, когда Вы слушаете музыку, Вы реагируете более интеллектуально, чем эмоционально? Вас увлекает какая-то великолепная каденция или идея?

Я ценю вещь такой, какая она есть. То есть я не думаю про композитора. Я не сижу и не говорю: «О, какой классный парень. Он это выдумал.» Поскольку я слушаю только музыку, я слышу, как материал выполняет свою маленькую функцию прямо перед моими ушами. Я слушаю пьесу. Я ничего не знаю о жизни этих ребят. Может быть, все они были конченые подонки. Наверное, я не хочу знать, что за парень был Веберн, но я люблю его музыку. То же самое относится и к другим пьесам, которые мне нравится слушать. Я не думаю о том, кто и зачем их написал. Я слушаю только результаты.

Вы когда-нибудь слушали с интересом саундтреки ТВ-программ или фильмов?

Ну, там всё очень явно. Там нет никакого вызова. В киномузыке меня больше всего удивляют места, где нет музыки. Вот что важно. Фильмы, где много музыки и звуков, кажутся мне похожими на комедии, где слишком много смеха. Когда слишком много вот этого ДА-ДА-ДА-ДАА [напевает начало 5-й симфонии Бетховена]. Когда вступают виолончели, вы понимаете, парень говорит: «Сейчас драматизм. Оцените этот драматический момент. Тревога! Тревога! Пошла драма. Мажорный септаккорд - они влюбляются! Смотрите, вот она любовь!» Мне это отвратительно. Я считаю фильмы, где вы можете. Если звуковые эффекты хорошо записаны, и в естественное звучание происходящего вплетено немного музыки, мне кажется, это действует гораздо лучше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары