— Вас интересуют мои соображения по этому поводу? — колюче прищурился Бергман.
— Да, — честно ответил Иван. — За этим я и приехал.
Доктор Бергман вздохнул.
— В убийстве участвовало как минимум двое человек, — сообщил он. — Один, предположительно физически очень крепкий и высокий, схватил сзади жертву за руки. Второй перерезал горло. Все произошло очень быстро, Кирпичников не успел среагировать, иначе края раны не были бы такими ровными. И да, если вас интересует, второй — левша.
Опалин вытаращил глаза:
— А откуда…
— Я же сказал: тело хорошо сохранилось. По характеру некоторых повреждений, которые незаметны для невооруженного глаза, многое можно понять. На теле не было сапог, очевидно, их стаскивали в спешке — один разрезали. Питался Кирпичников в основном неважно, но при этом в желудке обнаружены остатки котлеты де-воляй. А еще я нашел там вот это.
И он положил на стол кольцо с бриллиантом, который сверкнул, словно подмигивая присутствующим.
— Это было в желудке? — пробормотал Опалин.
— Совершенно верно.
Иван потянулся за кольцом, покрутил его в руках. Женское, судя по размеру, и, конечно, дорогое. Бриллиант в нем кажется не таким уж большим, но как он играет, как завораживает… И тут помощник агента вспомнил кое-что и
— Доктор, — объявил он, чувствуя необыкновенное воодушевление, — вы… Это поразительно, честное слово. Вы… как это говорится… гений, да?
Мы все любим, когда нам отдают должное, и доктор Бергман не был исключением. День у него выдался непростой: студенты раздражали нелепыми вопросами, новый ассистент путал инструменты, и вообще ни черта не задалось — а тут, глядите-ка, явился сопляк из угрозыска, держа под мышкой словарь (доктор разглядел заголовок и даже узнал издание) и без всяких церемоний произвел его в гении. Но ошибкой было бы думать, что расположение такого человека, как Бергман, можно снискать лестью.
— В моей работе нет ничего гениального, — усмехнулся он. — Рад, что сумел вам помочь.
— Скажите, доктор, — начал Опалин, вспомнив кое-что еще, — а вы могли бы взглянуть еще на один труп?
— Взглянуть? — переспросил Бергман, вздернув брови. Он находил это слово неуместным в применении к своей работе, хотя ему случалось в силу опыта действительно называть точную причину смерти и время ее наступления по одним внешним признакам, еще до вскрытия.
— К вам вчера привезли одно тело…
— Их много сюда привозят. Кто именно?
— Мужик… гражданин, которого откопали на пустыре за заставой. При нем была вещь, довольно приметная. Для опознания вроде как удобно, но… мне надо знать наверняка, что это он. Может, он убил кого-то, подбросил свою вещь и сбежал. Понимаете, о чем я?
— А, кажется, я видел вашего покойника, — протянул Бергман, припоминая. — Тот, которого в ящике нашли?
— Он, он!
— Так просто его не опознать, он пролежал в земле не меньше трех недель. Приметы какие-то особые у вашего гражданина есть?
Опалин достал рисунки, которые сделал для него Окладский, и стал сбивчиво объяснять: 42 года… заместитель редактора… среднего роста, не сказать чтобы худой… Когда-то у него была сломана левая рука и еще, если верить свидетелям, ребра.
— Рука — какая кость, в каком именно месте? — спросил Бергман.
Собеседнику пришлось признаться, что точно он не знает. Но ему очень важно установить, что речь идет именно о том человеке, которого он ищет, потому что…
— Зачем вам словарь? — неожиданно спросил доктор.
Опалин удивился:
— Ну… это для меня…
— По работе?
— Нет. Просто я… я учусь.
— Боюсь, что он уже порядочно устарел, — сказал Бергман, поднимаясь на ноги. — Вы бы новое издание поискали… Подождите меня здесь. Да, и еще: напишите расписку, что кольцо, извлеченное из желудка убитого Кирпичникова, вы от меня получили. Бумага и чернила на столе.
— Да, доктор, — ответил окончательно сбитый с толку Опалин. Бергман скользнул по нему взглядом и вышел.