Сборник летописей. Том II

После этого случая в последние несколько лет Ананда под предлогом курилтая отправился к каану, выказал ему любовь и уважение и окончательно объявил о [своем] мусульманстве. А так как каан слыхал о мусульманстве государя ислама Газан-хана, да увековечит [Аллах] его царствование, то он [это] одобрил и сказал: «Ананда в мусульманстве стал последователем Газан-хана, пусть он также исповедует мусульманство, как желает его сердце, я поразмыслил [и увидел, что] мусульманство — это хорошая стезя и вера». Поэтому Ананда много радел о мусульманстве. И он еще раз стал во главе войска и области Тангут и всецело ею ведает: хотя там во главе таможен и имеются наибы и битикчии каана, но большая часть сборов тратится на его войска и больше в диван ничего не поступает. А Сартак, который не признавал ислама и был доносчиком на |A 186б, S 431| Ананду, теперь тоже стал мусульманином, и он — один из его старших эмиров, а еще один — по имени Менгли, он тоже мусульманин. Ананде в настоящее время будет, вероятно, лет тридцать. Он смуглый с черной бородой, высокого роста, полнотелый. У него есть один сын по имени Урук-Тимур, он в своем улусе утвердился во власти на царском престоле. В своих станах он разбил [шатровые] мечети и постоянно занимается чтением Корана и предается молитвам.

Четыре года спустя после благословенного восшествия Тимур-каана на престол, Дува, сын Борака, выступил вместе с войском против упомянутых царевичей и эмиров, которые ведают границами государства каана. А по войсковому обычаю в каждой заставе[868] сидит по караулу. От застав Ачиги и Чупая,[869] которые находятся в конце западной границы, и до заставы Мукли, что на востоке, установлены ямы и [в них] сидят вестовые. Тогда они послали от одного к другому сообщение о том, что замчена не боевая часть войска. Случайно царевичи Кокчу, Джумгкур и Никядай собрались вместе и, устроив пир, занялись развлечениями и пьянством. Сообщение пришло ночной порой, а они оказались пьяными до бесчувствия и не могли выступить [в поход]. Куркуз-гургэн, зять Тимур-каана, выступил со своим войском, но мятежники быстро приблизились. Так как они [царевичи] проявили нерадивость и часть войска правого и левого крыла не была предупреждена, а путь был долог, то они не соединились, и Дува с войском напал на Куркуза, у того было не больше шести тысяч человек, [поэтому] он не имел сил сопротивляться Дуве, обратился в бегство и направился в горы. Мятежники пошли за ним, захватили его и хотели убить. Он сказал: «Я Куркуз, зять каана и эмир войска». Дува приказал не убивать его. Бежавшие направились к каану, а дядя каана Кокчу, [который] по [своему] упущению не подоспел с войском, пребывал в нерешительности. Его требовали несколько раз, а он не являлся. В конце концов каан послал царевича Ачиги уговорить его и привести. Когда бежавшее войско прибыло к каану, он [приказал] схватить из бежавших эмиров Джумгкура и Никядая и заковать их. Он сказал: «Как это вы проявили нерадивость?!».

И в то же время, когда войско бежало и Дува со своим войском был в той стране, царевичи Юбукур и Улус-Бука и эмир Дурдака,[870] которые в эпоху Кубилай-каана бежали к Кайду, а Кайду отослал их к Дуве, решили теперь отойти от Дувы и перешли с двенадцатью тысячами на сторону Тимур-каана. Когда каан услыхал о том, что они подходят, он не доверился [им], так как Дурдака уже приходил однажды, в эпоху Кубилай-каана, и увел с собой упомянутых царевичей. По этой причине он послал [им] навстречу вместе с Ачики Чиртаку, Мубарек-шаха, Дамгани и Саюна, чтобы они их привели. Юбукур и Дурдака прибыли оба, а Улус-Буку вместе с обозом оставили в пределах Каракорума, чтобы он медленно шел следом [за ними]. Он разграбил Каракорум и отдал на расхищение базары и амбары. Когда он прибыл к каану, тот обвинил его: «Как это ты совершил такое деяние в [местности], где погребен Чингиз-хан?». Он заковал его и заточил. Тот просил прощения [и говорил]: «Бежав, я прибыл туда, а войско Дувы шло следом, они перемешались с нами и учинили грабеж». [Это] извинение не было принято во внимание. Тайки, супруга Асутая,[871] и его сын Джишанг, к которым каан был весьма милостив, представительствовали за Улус-Буку, который был братом Асутая,[872] Улус-Буку освободили, но каан ему не доверял, ни на одну войну его не послал и приказал ему находиться постоянно при дворе.