Через три дня державные знамена выступили оттуда и направились в Рей. С той поры как [Газан-хан] выехал из зимнего юрта, здоровье его обрело полную силу, так что он сидел на коне, делал дальние и долгие переходы и вкушал досыта всякую пищу. Теперь же, когда он отправился в путь из Савэ, показались признаки возврата болезни, снова [им] овладело недомогание и появилось отвращение к пище. Тем не менее он старательно крепился, все так же по-прежнему садился верхом и выезжал. Несколько дней он пробыл в пределах Рея. |
Когда [Газан-хан] покончил с завещанием, он большую часть времени предпочитал оставаться в уединении и хотя слабость его состояния была в полной силе, он постоянно все остро ощущал и был красноречив, но так как в силу извечного божественного предопределения срок его жизни пришел к концу согласно [указанию] ‛когда придет назначенный для них срок умереть, они не смогут ни отдалить, ни приблизить его ни на час’,[716]
то, в воскресенье 11 числа месяца шавваля лета 703 [17 V 1304] в пору полуденного намаза пречистый дух его переселился из обители тщеславия в обитель радости. От этого великого события, которое для мира было большим бедствием, небеса окрасили одежду в синий цвет и заплакали сотней тысяч очей, и потоки крови наподобие Нила и Джейхуна потекли из глаз жителей обитаемой четверти земного круга. После свершения обрядов омовения и облачения в саван, священный гроб с ним возложили на собственных государя вьючных животных, и вслед за ним тронулись в путь на Тебриз хатуны и эмиры. Из городов и деревень выходили женщины и мужчины с обнаженной головой и босые, в одеждах из грубой ткани[717] и, посыпая прахом голову, плакали.Во всех городах владений Иранской земли минареты облекли в паласы и на базарах, улицах и площадях рассыпали солому. Великий и малый, мужчины и женщины, разорвав одежды и, облачившись в грубую ткань,[718]
восемь дней оплакивали [кончину государя]. Когда священный гроб доставили [в местность] в одном переходе от стольного города Тебриза, жители города, мужчины и женщины, и стар и млад, в унынии и безграничной скорби, надев разом синие одежды, вышли.Войска, свита,[719]
слуги и ра’ияты шли рыдая вокруг священного гроба до великолепной усыпальницы в местности Шам, которую он приказал построить, и [в ней его] похоронили. ‛Все сущее гибнет, кроме существа его. Ему принадлежит суд и к нему вы возвратитесь’.[720] Да погрузит всевышний господь этого счастливого султана в море бескрайнего милосердия, а царя царей ислама Олджейту-султана да сделает наследником [многих] жизней и доведет до крайнего предела [осуществления] надежд. ‛Подлинно он отвечает на молитву. Да будет благословение божие над нашим пророком и родом его’.|