Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

Из показаний Штрюфинга вырисовывается картина кровавых деяний гитлеровских заплечных дел мастеров. В этих показаниях, как в капле воды, отражается преступная, варварская система, осуществлявшаяся командованием германской армии: уничтожать все русское, советское, безжалостно истреблять тех, кто воспротивится угону на немецкую каторгу, сеять повсюду смерть и опустошение, оставляя за собой зону пустыни.

И как бы ни увиливал Штрюфинг — организатор расстрелов советских людей, предававший огню их жилища, грабивший их имущество, — злодей в мундире германского офицера бессилен опровергнуть уличающие его факты.

Следующим допрашивается подсудимый Дюре, солдат той самой 2-ой роты, которой командовал Штрюфинг. Вместе с другими подсудимыми Дюре поджигал деревни, расстреливал мирных советских граждан. Отвечая на вопросы, он излагает жгучие подробности зверских расправ с женщинами, стариками, детьми.

— Какие задачи выполнял ваш батальон?

— Сначала был на передовой линии, а потом при отступлении получил приказ сжигать деревни и расстреливать мирное русское население.

Дюре и другие подсудимые охотно выполняли этот приказ. Дюре показывает, как после убийства двух детей и старика они подошли к одной деревне и здесь увидели в кустах мирных советских граждан. Штрюфинг приказал стрелять.

— С какого расстояния?

— С 20 метров.

— Из какого оружия?

— Из пулемета и карабинов.

— Кто подвергался расстрелу?

— Старики, женщины, дети.

— Вы стреляли?

— Да.

Допрос подсудимого Дюре отчетливо показал, как гитлеровское командование готовило своих солдат убийц и палачей мирного населения. Дюре и другие подсудимые попали в батальон «особого назначения». Им было сказано, что они должны «оправдать себя и поэтому сжигать деревни и расстреливать людей». Так говорил Дюре и в военной тюрьме в Торгау, где он находился по ноябрь 1941 года[137].

В ходе судебного заседания выясняется, что тогда комендантом тюрьмы был тот самый Ремлингер, который сидит сейчас на скамье подсудимых.

— Когда вы были в тюрьме, Ремлингер говорил вам, как нужно вести себя на Восточном фронте? — спрашивает государственный обвинитель.

— Мы должны оправдать себя на Восточном фронте, а для этого надо быть безжалостными и не останавливаться перед уничтожением мирного населения.

Из допроса Дюре выясняются новые данные о чудовищном злодеянии фашистов в Катынском лесу. В сентябре 1941 года он был переброшен в район Катыни и здесь вместе с другими по ночам рыл ямы. Эсэсовцы на автомашинах привозили трупы людей и сбрасывали их в подготовленные рвы. Туда, по показаниям Дюре, были сброшены тысячи трупов.

— Кто был в числе расстрелянных? — спрашивает государственный обвинитель.

— Это были польские офицеры, русские, евреи.

— Вы можете приблизительно определить, сколько расстрелянных было уложено в могилы?

— От 15 до 20 тысяч человек.

Дюре показывает, что в Германских газетах он видел снимок этой могилы, причем под снимком было написано, что это сделали русские.

Суд переходит к допросу подсудимого Янике, военнослужащего 2-го батальона «особого назначения» 21-й авиаполевой дивизии.

Он также прошел обстоятельную подготовку для массовых убийств мирного советского населения, поджога сел и городов.

Подсудимый показал, что в районе Плюссы специальной роте, в которую он входил, был прочитан приказ генерал-майора Ремлингера, в котором говорилось, что в районе деятельности партизан Луга—Псков необходимо сжигать все населенные пункты, а гражданское население, которое там остается, расстреливать.

Рота приступила к выполнению приказа Ремлингера. Затем последовали новые поджоги и расстрелы. Везде, где не проходили гитлеровские каратели, оставались трупы и пепел. Потом они начали подрывать землянки, в которых проживали старики, женщины и дети. Из допроса выясняется, что в землянки бросали связки гранат. Кроме гранат саперы подвозили еще и мины. Так было в районе Больших Ляд, Плюссы, Струг Красных, Малой Плюссы, Потороченного, Заполья, Николаева, Углы.

— Сколько деревень всего было сожжено? — спрашивает государственный обвинитель.

— От 25 до 30.

— А сколько домов?

— 500—600.

— Сколько всего расстреляли людей?

— Полторы—две тысячи.

— Сколько лично вы уничтожили?