Сборник научной фантастики. Выпуск 36

… А потом, ближе к осени, в день Успения Богородицы, случилось такое, что Нюркины родители испугались не на шутку. Великая Пречистая, день Успения – праздник большой, по всей Руси православной в этот день гудят колокола, стар и млад в день Господнин нарядны с утра, и работать нельзя: если в день Великой Пречистой за работу взяться, на другой год урожая не будет. И Нюрка с отцом и матерью с утра в церковь отправилась, чтобы молитвой начать праздник. А после службы, когда не спеша шли по сельской улице, встретился им дед Василий. Дед Василий был великий искусник: зверей вырезал из дерева, лисицы да собаки у него совсем как живые выходили. Вот и в тот день дед тащил под мышками деревянных барана и медведя – к постоялому двору шел, хотел своих зверей продать. Пока Василий с Нюркиным отцом говорил, Нюрка на барашка смотрела, глаз оторвать не могла – уж так ей захотелось игрушку получить… Вот и попросила:

– Дед Василий, отдай мне барашка!

Дед уставился на нее, да возьми и выругайся (грубый был мужик) в том смысле, что баран денег стоит, а даром раздавать вещи он, дед Василий, не приучен. Рассердилась Нюрка на деда и брякнула:

– Да зачем тебе деньги-то? Все одно помрешь к Малой Пречистой!

Тут уж не только дед Василий, а и Нюркины родители разгневались. Отец дал Нюрке по затылку и велел идти домой. Дома ругали ее и отец, и мать, говорили, что над жизнью и смертью один Господь властен, и человеку в это встревать не положено, а уж говорить такое, как Нюрка сказала… Нюрка не могла толком объяснить ничего, только твердила, что видела она, видела… "Что видела?" – допытывалась мать. Видела, как деда отпевают.

А в первых числах сентября, как раз перед Малой Пречистой, дед Василий и в самом деле помер…

Снег стал дождем. Большие холодные капли плюхались вокруг Анны, не задевая ее, а небо словно падало, падало ей на голову, и Анне все время хотелось поднять руки, чтобы остановить его падение… Вдоль дороги редко торчали голые ветлы, и Анне казалось, что облака цепляются за верхушки, застревают в черных безлистых ветвях и дождь идет оттого, что ветки процарапывают в облаках дыры. Сорвался внезапно ветер, заметался, как шальная птица, загудел басовито. Анна постаралась идти побыстрее и наконец вошла в село. Шагала, не глядя по сторонам – тошно ей было смотреть на чужие ладные дома, на чужую спокойную и сытую жизнь… Народу на улице не было, все в церкви – сегодня Сорока мученикам празднуют… Наконец добралась до церкви и Анна. Войти-то она вошла, но остановилась у самой двери, не решаясь сделать лишнего шага. Пала на колени, молилась горячо, прося Бога избавить ее от беды, – но мысли разбегались временами, и снова Анна возвращалась в прошлое, и каждый день ее горькой жизни казался бывшим вчера, и не приходило забвение, и не было ей покоя, и молитва не помогала душе уйти от многолетних мук…

– …Больная у тебя корова-то, тетка Настасья! – словно кто дергал ее за язык, говорила Нюрка. И корова околевала…

…И батюшка ее святой водой пользовал, и к знахаркам ее мать водила, и по святым местам, по монастырям ездили – нет, ничего не менялось. Видела Нюрка внутри человека темное – значит, не жилец. Видела в животных синие пятна – болезнь… А люди кричали ей вслед:

"Ведьма!" – и забрасывали камнями, и комья грязи летели ей в спину, и все шарахались от нее – злая сипа… Нюрка росла, и становилось ей все хуже и хуже, и к семнадцати годам, после того, как заметили односельчане, что Нюрку дождь обходит, ни одна капля не упадет на ведьму, – ушла Нюрка из села. И с тех пор, третий год уже, шагает Анна по дорогам, от церкви к церкви, от монастыря к монастырю, надеясь, что где-нибудь да помогут ей. Но везде слышала она лишь проклятия… Сколько раз собиралась Анна руки на себя наложить – да как возьмешь такой грех на душу? И без того – хуже некуда. Неужели и ученый отец Варсофоний не сумеет избавить Анну от дикой силы, от дьявольского наваждения?…

Народ не спеша выходил из церкви, но на улице, попав под холодный дождь, люди пускались бегом. Анна стояла у двери, сжавшись, свернувшись внутри себя в тугой узел, – а ну как опять слово сорвется? На Анну не обращали внимания – мало ли нищих богомолок приходит сюда? Она стояла терпеливо – и боялась того момента, которого ожидала со страстной надеждой.

Наконец церковь почти опустела. Отец Варсофоний в левом приделе говорил тихо с какой-то бабой, да шуршали черными юбками две старушки, гася догорающие свечи, – и никого больше. Анна собралась с духом и медленно, словно лениво, пошла к батюшке. Каждый шаг давался ей с мукой. Подошла, остановилась поодаль. Баба, поцеловав руку батюшке, ушла, и статный, с холеной русой бородой священник вопросительно обернулся к Анне.

– Батюшка… – прошептала Анна. – Отец Варсофоний… за помощью пришла, не откажи…

– Говори, чадо, – мягко, ласково откликнулся священник. – Ты в доме божьем.