Сборник научной фантастики. Выпуск 36

От звука его теплого, бархатного голоса Анна вдруг ослабела, и слезы, так долго не находившие себе выхода, полились по изможденным щекам. Захлебываясь, она говорила, бессвязно, отрывисто, – рассказывая историю своей нелепой жизни и повторяя: "Нет моей вины, нету… Нет во мне зла…" Пальцы Анны безудержно теребили концы платка, повязанного вроспуск, по-монастырски, – Анна говорила, говорила, но уже понимала, что помощи ей и здесь ждать не приходится. Откуда пришло это понимание – кто ведает? Только в отце Варсофоний ощутила она что-то… Анна не смогла бы объяснить словами, что именно. Не верил ей батюшка. За юродивую принял. А может, и похуже что подумал…

Анна внезапно замолчала. Отец Варсофоний смотрел на нее в раздумье. Он, несмотря на всю свою ученость, мало что понял из сумбурной речи женщины, – понял только, что она прослыла ведьмой, но почему? Ее слова звучали слишком странно, чтобы священник мог им поверить. "Что ей надо? Чего она, собственно, от меня ждет?" – как-то неуверенно бродило в голове отца Варсофония. И, чтобы не молчать, чтобы как-то проявить участие, спросил:

– Где дождь-то переждала, милая?

– А…

"А нигде не пережидала, батюшка", – чуть было не сорвалось у Анны, да успела вовремя остановить глупый свой язык. И прошептала едва слышно:

– Переждала…

И слезы высохли.

Не сумеет ей помочь отец Варсофоний.

А священник пытался сообразить, что же ему делать с этой ненормальной? Одни глаза ее чего стоят… огромные, провалившиеся… и цвета не разобрать. Правда, в церкви темновато… похоже, что черные. Или темно-серые? Наконец отцу Варсофонию показалось, что он нашел выход. При церкви была небольшая богадельня, где призревались бездомные старушки и убогие, – и священник решил отвести Анну туда. Пусть отогреется, поест – а там видно будет.

Они вышли на улицу, и отец Варсофоний повел Анну по узкой сырой тропке вокруг церкви. Он ощущал какую-то внутреннюю тяжесть от присутствия странной побродяжки и, чтобы избавиться от давящего чувства, – говорил не умолкая, объясняя Анне, что богадельня устроена недавно, что он, отец Варсофоний, содержит ее почти на свои средства – столько приходит в село нищих старух и безродных калек, что сердце разрывается, на них глядя, а в этом доме для всех – приют и покой, и кое-кто остается жить, а другие, подкормившись немного, уходят – не сидится им на месте.

Анна шагала за священником – и не могла понять, что мешает ей. Словно бы что-то жужжало и вертелось назойливо в памяти, такое, чего никогда не знал, но – помнишь… Анна прикрыла на ходу глаза – и увидела…

– А крест-то у тебя краденый, батюшка, – тихо сказала Анна в спину отцу Варсофонию.

Священник вздрогнул. Остановился. Медленно, очень медленно – так показалось Анне – обернулся. Анна смотрела на него исподлобья, глаза полыхали дикими кострами. Отец Варсофоний молчал – мысли в голове неслись галопом, он с ужасом ждал, что скажет еще эта бесовка – сухая под проливным дождем… Да, она не солгала… но неужели сотни добрых, искренних дел не искупили до сих пор греха давних лет, забытой юности? Он и носит этот крест затем, чтобы помнить, чтобы каждый день заново искупать этот грех…

Анна прищурилась и повторила протяжным шепотом:

– Кра-аденый…

– Отыди от мене, сатано! – задушенно пробормотал священник. – Отыди…

– Да уйду, уйду, не суетись, – огрызнулась зло Анна. – Проку с тебя все одно нет.

Она окатила священника на прощание таким взглядом, что батюшка побледнел и вскинул руку, словно желая загородиться крестным знамением от неведомой угрозы. Анна отвернулась от него – и зашагала, прочь от церкви, прочь от села.

…Неявной, размытой линией виделся впереди горизонт – как последняя черта, как край не нужной никому, неудавшейся жизни.

– Господи, за что покарал меня силой дикою? – бормотала Анна, тащась по желтой раскисшей дороге, еле вытягивая лапти из густой вязкой глины. – За что, Господи-и?…

Татьяна Грай. Прости, былое

Напротив статистического бюро, на стене облупленного зеленого дома появилась вывеска – "Институт времени". Когда именно возник черный квадрат с серебристыми буквами на привычно-пустой стене, Евгения Егоровна не знала. У нее не было обыкновения смотреть в окно в рабочее время. Но в этот мутный осенний день Евгении Егоровне слегка нездоровилось, и она, отложив таблицы, рассматривала непонятную надпись. "Что значит – "Институт времени"? – немного вяло соображала Евгения Егоровна. – Что можно делать со временем? Ну измерять, само собой… Но ведь не ради этого существует институт? А что еще? Ускорять, замедлять? Разве это возможно?…" Однако довольно скоро мысли эти сами собой растаяли, улетучились, и Евгения Егоровна занялась работой. Но что-то неявное застряло в памяти…