Сборник новелл 'На полпути в ад'

- Меня всегда интересовало, что думали люди, когда первый грек изваял первую статую, - невозмутимо говорил Фишбейн тем поставленным, неотразимым голосом, каким читает оратор по бумажке послеобеденную речь. - Полагаю, они относились к своему искусству как к чему-то преходящему, недолговечному. Едва ли греческому аристократу понравилось, если бы с его детей писали нимф или херувимов. Но, мистер Сэнфорд, существует огромная разница между избалованным вундеркиндом викторианского театра и естественным, простым, нравственно чистым юным киноактером, который и не подозревает, что стоит перед объективом кинокамеры.

- Конечно, конечно.

- Как жаль, что вам не приходилось видеть наших юных голливудских звезд, - продолжал мистер Фишбейн. - Эти талантливые дети находятся под постоянным надзором родителей, к ним приставлен опытный психиатр. С такими чудными, неиспорченными ребятками возиться одно удовольствие! Мистер Сэнфорд, вы никогда не задумывались над тем, что в любой современной школе вашей дочери все равно придется участвовать в спектаклях, цель которых - развитие элементарных театральных навыков у подростков?

- Это большая разница.

- Согласен, разница есть. В два-три миллиона долларов. Не хотел говорить с вами о деньгах, мистер Сэнфорд, но как раз сейчас мы запускаем картину, открывающую огромные возможности для одаренных ребят. Такого фильма, пожалуй, еще не было в истории кино. Вы подумали, какие игрушки будут у вашей дочери, какие вещи? Впрочем, человека вашего положения все это вряд ли заинтересует. Я знаю, вы боитесь, как бы шумиха и реклама не испортили девочку. Если бы вы видели мамаш наших юных кинозвезд, то поняли бы, кто их портит. С такими интеллигентными родителями, как вы, ваша дочь после съемок может смело поступать в Брин Мор {Брин Мор - привилегированный женский колледж в г. Пасадена, штат Калифорния; основан в 1885 г.}, где она ничем, кроме нарядов, не будет отличаться от самых добропорядочных студенток. Ну что ж, очень приятно было поговорить с вами, мистер Сэнфорд. Надеюсь, в следующий раз, когда буду в ваших краях, вы разрешите заглянуть к вам в музей, полюбоваться великолепными полотнами и статуями. Кстати, интересно, что думаете вы, люди искусства, о современной кинематографии?

- Видите ли... - начал было Генри. Дальше "видите ли", однако, дело не пошло, ибо мистер Фишбейн так и не дал ему вставить ни слова.

- В том, что вы говорите, есть доля истины, - сказал наконец Генри через пятнадцать минут. - Должен признать, раньше я не учитывал кое-какие обстоятельства. Я позвоню вам завтра, мистер Фишбейн, и тогда дам окончательный ответ.

Генри положил трубку. Он почувствовал, что находится в состоянии крайнего возбуждения. Он тяжело дышал, от напряжения стучало в висках, но на ум не приходило ничего путного. "Для ребенка большая разница, - рассудил он наконец, - между переутомившимся, заурядным, нуждающимся, вечно недовольным отцом и тем, кем я мог бы стать".

"Кто этот смуглый, стройный, незаурядный на вид археолог-миллионер в желтом жилете? Какой славный". - "Это мой папа".

Разговор происходит в колледже Брин Мор. В этом году набрали очаровательных первокурсниц.

- Проклятье! - воскликнул Генри. - Лучше об этом не думать. Но и назад теперь пути нет. Надо изжить в себе свои предрассудки.

Наконец он встал и поспешил на поезд, которым обычно возвращался домой. У входа на вокзал он чуть было не попал под машину, что, впрочем, не раз с ним бывало. "Чем была бы моя жизнь, - подумал он, - попади я под колеса этой машины?!"

В вагоне уже сидел Бейтс. Бейтс был издателем. Рядом с ним расположился еще один житель Территауна, по имени Картрайт, - полный, веселый человек в блестящих очках. Не успел Генри сесть, как появился четвертый спутник. Имени его никто не знал, так как он редко открывал рот. Это был болезненного вида субъект с впалыми щеками, кривой улыбкой и внимательным, отзывчивым взглядом. Он казался им давним знакомым: всегда ездил с ними в одном вагоне, в разговоры вступать не решался, отвечал односложно и приветливо кивал, когда они выходили в Территауне.

Сам он ехал дальше. Когда его не было, им его не хватало. Они дорожили его кивками и застывшей улыбкой.

Поезд тронулся. Дождавшись, пока они выедут из туннеля на свет, Генри сообщил о своих новостях, внимательно следя за их реакцией.

- Никогда не догадаетесь, кто звонил мне сегодня. Сам Фишбейн. Лично, как принято теперь говорить. Прямо из Голливуда. Почти полчаса держал меня у телефона. Похоже, моя пигалица Джойс... Короче, они хотят снимать ее в кино, сделать из нее кинозвезду на ближайшие семь лет.

Все громко рассмеялись.

- Видали? - сказал Картрайт. - Смех, да и только.

- Вероятно, он решил, что ты клюнешь на это, - сказал Бейтс. - Боже, что они вытворяют с нашими книжками!

- Представляете, Сэнфорд - в роли отца кинозвезды? - сказал Картрайт. Особенно в старости. И что ты ему ответил? Что скорее убьешь ее собственными руками, да?

- Да нет, сказал, что подумаю.

- Вот как... Что ж, дело, конечно, твое, старик, но, по-моему, думать тут особенно не о чем.