Сборник "Пендергаст". Компиляция. Книги 1-18"

Когда они приблизились к крутому повороту, Колдмун перевел конфискованный наркомобиль на пониженную передачу. За тонированными окнами проносился унылый ландшафт — заросли высокой болотной травы, островки густой растительности и деревьев, какой-нибудь трейлер или заброшенные придорожные аттракционы. И везде и всюду каналы застойной коричневой воды, а иногда греющиеся на солнце аллигаторы.

Первые полчаса они ехали в обычной давке майамского трафика. Но по мере их продвижения на запад, мимо гоночных треков, полей для гольфа, трейлерных парков, Колдмун изо всех сил старался расслабиться, забыть о том, что именно он и предложил это утомительное путешествие, и получить удовольствие от езды. Первая часть дороги была ему знакома по поездке в Кейп-Корал, и он тогда еще понял, что у Флориды очень странная планировка: миллионы людей, словно муравьи, жались к береговой линии, а в середине не было ничего, кроме озер, апельсиновых рощ, ранчо и, конечно, болот.

После того как они сделали поворот, Окичоби-роуд понеслась вперед как стрела на плоской местности; над асфальтом на жаре подрагивал сгустившийся воздух, то и дело над поверхностью дороги возникали миражи. Они въехали на территорию болот, где стояли высокие деревья, тянущиеся вверх, с луковичной корневой системой, уходящей под воду, словно клубок змей. Они проехали мимо большого семейства греющихся на солнышке аллигаторов в болотной жиже вдоль обочины: черные и маслянистые, поблескивающие на пятнистом солнце, они лежали, приоткрыв щелочки глаз. Некоторые даже устроились поверх других. Неужели эти ублюдки никогда не закрывают глаза? Колдмуна пробрала дрожь. Господи, как он ненавидел этих тварей, и вдруг оказалось, что они присутствуют везде, где проходит граница обитания человека. Раньше он и представить себе не мог, что во Флориде их такая прорва. Они напоминали гигантских змей с ногами. Колдмун не мог понять, почему кожа аллигаторов стоит таких бешеных денег, если достаточно приехать на болота Южной Флориды и настрелять их, сколько твоей душе угодно.

— Наш поворот примерно через пять миль, — сказал Пендергаст.

Колдмун сверился со своим айфоном. Слава богу, на нем еще оставались две палочки уровня сигнала. Когда они в прошлый раз выехали из города, сигнал пропал почти сразу же.

— Точнее сказать, через четыре и четыре десятых мили, — продолжил Пендергаст. — Потом еще десять до Парадайз-Лэндинг и еще три до Кейнпатча.

— Отлично.

Колдмун, который уже мечтал как можно быстрее провести беседу и повернуть назад, снова нажал на педаль газа и на этот раз выжал девяносто миль. Видавший виды «мустанг» явно предпочитал более высокие скорости: двигатель перешел на ровное урчание, а безвихревой поток воздуха, прижимая их к земле, придавал устойчивость на дороге. Самым заметным указанием на высокую скорость было количество насекомых, размазанных по ветровому стеклу, а время от времени особенно крупный экземпляр оставлял на лобовом стекле громадное желтое пятно.

Поворот появился неожиданно. Никакие знаки на него не указывали, но других поворотов тут не наблюдалось. Колдмун затормозил плавно, но жестко и повернул «шелби» на боковую дорогу. Она началась с выбоин в асфальте, но через несколько миль превратилась в белую полосу молотых устричных раковин. Жилые прицепы и ржавеющие двигатели, которые попадались им прежде, исчезли. Теперь вокруг была только застойная вода, болота, заросшие меч-травой и высокими растениями необычного вида.

— Это Эверглейдс? — спросил Колдмун.

— Насколько я понимаю, съехав с шоссе штата, мы сразу оказались в этом национальном парке.

Колдмун огляделся:

— Представляете, какой путь проделывает этот парень, если ему нужно купить банку пива?

— А за приличным бордо путь, я полагаю, еще длиннее.

Колдмун привык к плоским пустым пространствам, но таким, как прерия в Южной Дакоте. А при виде того запустения, какое представлял собой национальный парк, он испытал странный приступ клаустрофобии, словно его заточили в это бескрайнее море диких зарослей, расширявшееся все больше с каждой остававшейся позади милей.

— И зачем только кому-то жить тут? — пробормотал он.

— Перед нами человек, — ответил Пендергаст, — который был уверен, что его жену жестоко убили. Он был искренне убежден, что это не суицид, но ему никто не верил, особенно полиция. От него отмахивались, его не замечали, высмеивали как сумасшедшего. Подобный жизненный опыт может сломать кого угодно. Неудивительно, что он решил удалиться от человечества.

— Ну хорошо, но ведь прошло уже двенадцать лет. И вы думаете, что Вэнс все еще там… и жив?

— Два года назад он был еще жив. Скоро мы все узнаем.

— Да. Но вы видели кино «Избавление»?

— Нет.

— Я что хочу сказать: если я услышу игру на банджо, то разворачиваюсь отсюда к чертовой матери[937].