Совершенно бессмысленное уточнение. Пружины между моими евстахиевыми трубами срываются с креплений и шестеренки в моем черепе идут вразнос. Цифры, которые мне тщательно надиктовывает Руфь, я сейчас вижу на экране перед собой. Телефон агенства Бенджамена Уокинга. Бенджи — гарантирует! Какого черта старый бассетхаунд звонит с его номера? Еще секунда и я окончательно сойду с ума.
— Как вы думаете, мистер Шин, Моисей еще жив?
— Жив, жив, миссис Рубинштейн и водит мистера Мобалеку по пустыне. Еще сорок лет и он вернется, — отвечаю я, пытаясь привести мысли в порядок. Шутки не ее конек, поэтому Триллобитиха перестает всхлипывать, и обижено замолкает.
— Я шучу, — обозначаю я.
— Я так и поняла, — кисло сообщает моя собеседница. Сообразив, что сейчас она распрощается, я говорю ей о цели своего звонка. Осталось чуть больше шести суток из семи и тачка мне теперь необходима как воздух.
— Конечно, вы можете ее взять, мистер Шин, — говорит Руфь, и я обещаю ей заехать в ближайшее время, даю отбой.
Трест который лопнул
дата публикации:14.04.2022
Нечто начинает коверкать твою жизнь уже с того момента, когда акушерка кладет тебя, перемазанного кровью и амниотической жидкостью, на теплый живот матери. С первым вздохом, расправляющим твои легкие. Всё. С этого мгновения тебя уже потихоньку потряхивают и мнут. Ты еще ничего не понимаешь. Кругом тихо, тепло и мягко. Ты центр масс, ты вращаешь мир. Медленно или быстро согласно сиюминутным капризам. Метаморфозы происходят незаметно. Они как вода, пропитывающая сахар. В один из моментов существования оказывается, что это — уже нельзя, а то — невозможно. Обрастаешь барьерами и непреодолимыми условиями. Из мгновения в мгновение. Постепенно жизнь начинает напоминать каждосекундную борьбу с ситуациями. Римляне в этом случае говорили: «Фатум», и отправлялись завоевывать мир, а нам остается только пожимать плечами.
Лестница благоухала жасмином. Настырный запах, прямо таки раздирающий ноздри. Плотный и сладковатый. Он выдержал налет жарящихся в третьей квартире котлет. Просто задавил кулинарию массой. Его было много, этого запаха. Запаха женщины. Миловидной тоненькой шатенки. Это могла быть только она. Ведь список моих соседей состоял из аляповатого ассортимента бабок, копающихся в микроскопических огородах под окнами. Они такой муар создать не могли.
Сколько мы не виделись? Да месяца четыре. Тогда тоже был жасмин. Он тихо умер в моей съемной квартире, затоптанный Саниными носками и копченой мойвой. Взмахи длинных чуть тронутых тушью ресниц. Серые кошачьи глаза. Короткое пальто и модная сумочка. Верх изящества, потому что в магазинах ни-че-го. Где она это все доставала? Да мне было все равно. В то мгновение я осознал, что жизнь опять развернула меня и я, как пух на воде, понесусь куда- то в другом направлении.
— Вы не платите за квартиру уже пятый месяц.
— Я понимаю, Валентина Алексеевна, но на комбинате задерживают получку. Это временные трудности.
— Вы говорили про эти самые трудности в прошлый раз, я помню, — она нервно потеребила кончик шейного платка и с усилием продолжила. — К сожалению, мне нужна эта квартира. Я вынуждена попросить вас съехать.
Странная вещь — быт. Собирать свои вещи под чужим присмотром неудобно. Я смущался. Почему? До сих пор не понимаю этого чувства. Вроде как смущаешься своей зубной щетки и опасной бритвы с сохлой мыльной пеной по краю, из нее еще торчат волоски. Трусов с носками, телепающихся на балконе. Пыльных портвейных бутылок. Своего присутствия в уже чужом жилище. Неуместного присутствия там, где тебя уже не ждут. Ну да черт с ним, со смущением.
— Всего доброго.
— Прощайте.
Вот и все, жить мне было негде. Ну, конечно оставался вариант существования в бытовке на комбинате. Неудобный и зыбкий. Или все же к Сане? Он после оглушительного скандала был выперт из котельной и теперь охранял городскую свалку. Кривой домик с шиферным сортиром и шлагбаумом под тополями. Местожительства, местообитания. Точка на карте. Что там было у меня в паспорте? Не помню.
— Да ты просто не понимаешь, — произнес он с жаром. На столе стояла фарфоровая кружечка с черной балериной и граненый стакан. — Это же теперь столько денег можно зарабатывать!.. Уйму!..
Предметом нашего спора была замусоленная ротапринтная книжица «Как заработать миллионы». Саня приобрел ее в электричке у автора, плюгавого мужика с сальными волосами. Альберт Суходольский — было обозначено на серой бумаге. Чуть ниже скромно красовалось — гений. Тощий катехизис был снабжен закладками, выдранными из газеты. Счастливый потенциальный миллионер с порога развлекал меня, уставшего и вымотанного долгой ходьбой, избранными местами. А я старательно скрывал, что временно становлюсь глухим, и пропускаю белым шум, рожденный в сальных закоулках головы гениального нищего Суходольского.
— Смотри, короче, — на стол в обрамлении мойвы и хлебных крошек легла желтая папочка.