Сборник работ. Девяностые

Минуло время. В товарищество стали вступать другие люди — высокооплачиваемые пенсионеры КГБ, МВД и прочие. В. Пучков — бывший зам. начальника ГАИ Симферополя, подполковник МВД. В. Корешков — бывший политработник, майор МВД, П. Белозерцев — капитан МВД в отставке, А. Пашуков — майор вооруженных сил в отставке, И. Широков — бывший следователь линейной прокуратуры. К ним и перешла власть. Новое руководство правления и «обслуга» начали получать зарплату. На обустройство участков стали приглашать «леваков». В результате увеличились ежегодные взносы, выросли разовые сборы.

Низкооплачиваемые восстали.

Сравните, с одной стороны, скажем, старый Лесик с двумя классами образования или Журавлев — с шестью. С другой, Пучков, державший в руках все ГАИ Симферополя, или Широков — «важняк», которого приглашали в большие города распутывать самые сложные дела.

После жалоб и бесконечных комиссий председателю правления товарищества объявили строгий выговор «за нарушения финансовой дисциплины», правлению предписали «принять меры».

С могучего правления как с гуся вода. Около десятка недовольных просто исключаются из товарищества.

Журавлев шел в наступление впереди всех и был обречен.

Даже в горисполкоме опасались этой братии. Сохранилась записка на бланке заведующего отделом коммунального хозяйства горисполкома: «Убедительно прошу Вас, не трогайте Журавлева И. М. Никаких мер… Я Вас очень прошу».

В ответ на нижайшую мольбу Журавлеву звонят из милиции с требованием явиться. Иван Михайлович послушно пришел — в костюме, стареньком, единственном, с орденом Отечественной войны I степени на лацкане. Здесь, в РУВД, его избивают прямо в кабинете зам. начальника РУВД Крутя и увозят в психиатрическую больницу.

Спустя 24 дня после «лечения» ВКК под председательством главврача Л. Чикуровой дает короткое, уникальное в мировой практике медицинское заключение: «Проведена беседа. Обещает не вмешиваться в действия правления садоводческого товарищества».

После этих событий зам. начальника райуправления милиции Круть стал начальником. И его, и участкового Ермилова повысили в званиях.

Они, стая, победили. Но не тогда победили, когда измученный Журавлев из садоводческого товарищества ушел.

Нет, раньше. После выхода из психбольницы стала чахнуть и скончалась жена, он остался один. Старик заплатил за памятник жене и за ограду 196 рублей и стал ждать — неделю, другую, месяц, два, три… Он ходил в облкоммунхоз, в мастерские комбината. Старику отвечали: «Выполним». И он опять ждал, и опять ходил со своей палочкой.

И не выдержал. Сдался. Левакам, с которыми всю жизнь боролся, заплатил унизительно 250 рублей. За памятник. А на ограду уже денег не хватило.

В конце жизни он принял условия этой жизни.

Они, стая, доказали Журавлеву, что — правы.

* * *

Со дня публикации минул год плюс четыре коротких осенних дня. Хрестоматийно говоря — «Известия» № 301 за 1989 год.

Редакция ждала ответа. Ждала, тем более что разговор вышел далеко за пределы личной судьбы Журавлева. Перед этим «Крымская правда» заступилась за Журавлева, но, обратясь за справкой в комиссию партийного контроля, вслед за ней, комиссией, повторила некоторые частные ошибки. Широков и К° подали на газету в суд. Газета за частности извинилась, но в комментарии вернулась к принципиальным моментам — и к проблемам садоводческого товарищества, и к Журавлеву. Всемогущим пенсионерам это не понравилось, они потребовали нового извинения, «важняк» Широков даже сочинил текст нового извинения.

«Крымская правда», возмутившись, сама переходит в атаку по всему правоохранительному фронту. В течение более года газета публикует серию разоблачительных статей под рубрикой «Перед лицом закона». Правоохранительные органы реагируют нервно. Тут уже и не до Журавлева, он маленький заложник и жертва в большой войне. Да и правление садоводческого товарищества тоже стало заложником по ту, другую сторону. Но они не понимают этого, потому что — у власти.

Вся область следит за откровенной затяжной войной «Крымской правды» и правоохранительных органов. А что же обком партии? А там разные секретари — кто-то курирует газету, кто-то эти самые органы. Один секретарь сказал: хватит, пора ставить точку, но прежде всего надо извиниться перед Журавлевым. Другой сказал: нет, пусть газета второй раз извиняется перед Широковым и его товарищами.

С грустью и даже отчаянием я думал о том, чем же эти люди заняты. В такое-то время…

Когда я был в командировке, при мне почти каждый день что-нибудь происходило. Одна из симферопольских мафий сама себя подорвала. Мстили другим, подогнали к дому непослушных соперников машину, когда стали выносить взрывное устройство, оно, в руках, взорвалось. В центре Симферополя машину – «Жигули», семерку, — разорвало, половинки разлетелись. Обшивки сиденья болтались вдали на верхушках акаций, резиновые дверные уплотнители висели на ветках, как лианы, никто их даже не снимал, уже при мне две недели висели. Останки преступников рассеяло по округе, извините за натурализм, уши валялись на соседнем угольном складе, никто не нагнулся.