Сборник работ. Двухтысячные

— Вот вы и искупаете. Приговор привести в исполнение!

Казнь комбата происходила перед строем офицеров и морских пехотинцев.

С. Аксиментьев, капитан 2-го ранга: «…Я ведь тоже стоял в строю и невольно рука потянулась к кобуре, но рядом стояла рота автоматчиков-телохранителей, попытка была бы бесполезной…».

Н. Литвинов, бывший инструктор политотдела: «Сударикова легко можно было представить будущим героем в бою».

Был бы, стал бы, если бы оказался в штрафбате.

И лагеря НКВД, пострашнее немецких (с декабря 1941-го их отгрохали великое множество и уже к лету 1942-го успели заполнить), и штрафные батальоны, где воевали до первой пролитой крови и где за спиной штрафников шли заградительные отряды — свои стреляли в спину своим, чтобы не отступали, — все это было наказанием за плен и прививка против плена.

А еще прививка для моряков: наколки.

— У нас одобряли наколки, — рассказывает Вонлярский. — Моряки ведь дрались страшно, немцы называли нас «черная смерть» и в плен не брали. Но наши отцы-командиры хотели полной гарантии. Тельняшки и бушлаты можно ведь перед пленом сбросить. Вот тут и пошла идея — наколоться: полная моряцкая принадлежность, последнее доказательство верности.

Умеет Родина унижать своих сограждан, даже самых беззаветных.

Вам так надо? Получите. Вонлярский разрисовал себя всего: на запястьях, на плечах, на груди — ленточки, якоря, во всю могучую спину выколол морской бой. Не Айвазовский, конечно, но тоже впечатляет: корабль, бомбежка, летит ангел, несет бескозырку и надпись — «Море, храни моряка». Ну, а чтобы отцы-командиры спали уж совсем спокойно, десантник выколол себе якорь… на детородном органе. Вышло произведение большого искусства, благо размер позволил.

Неведомый шедевр.

А еще в четырех местах навечно выколол: «Валя».

Кстати, в английском боевом уставе сказано: если вам грозит неминуемая гибель, то вы обязаны сдаться в плен, чтобы сохранить свою жизнь для Великобритании.

* * *

За его рукопашные получали награды и в штабах.

Заматерелый, налитой, по-прежнему мощный, с боксерским носом. Он и сейчас бы никому не сдался, его можно взять только мертвым. В кого же он, татуированный сын дворянки и казака? В мать? В отца? Гремучая смесь. Может быть, просто в Советскую власть, которая его воспитала?

И все равно — неволя

Вонлярского учили воевать. Будущий морской пехотинец прыгал с парашютом, осваивал рукопашный бой, стрелял из любого положения из всех видов оружия, в том числе немецкого, метал гранаты и ножи. Морскую пехоту, десантуру дрессировали, как хищников, которые должны помнить даже во сне: или ты, или тебя.

Проще говоря, Вонлярского учили убивать. Всякого, кто встанет на пути.

Но его никто никогда не учил жить после войны.

Герой Советского Союза полковник М. Ашик написал в книге воспоминаний: «Лето 1945 года. Бригада расформирована.

Никто из бойцов-командиров не озаботился дать на дорогу хоть немножко местных денег. На случайных повозках, на попутных машинах, а чаще привычным пешим ходом расходились отвоевавшие герои. Кто считал, сколько прощальных попоек отгремело в тех корчмах. Сколько слов на ветер пущено, сколько пальбы было…»

В ресторанчике маленького венгерского городка Надьканижа сидели двое: Вонлярский — вся грудь в орденах — и дружок Петр Морозов, тоже морячок, разведчик. Петр только что получил Золотую Звезду из рук маршала Малиновского, решили это событие отметить. Позади четыре года войны, шесть освобожденных держав. Все морские волны остановились.

Выпили хорошо, крепко, но душа еще попросила. Деньги, правда, кончились, но оставались еще часы. «Вина нет», — сказал жестко официант. Собрались уходить, но тут зашла шумная компания молодых венгров. Им накрыли богатый стол, принесли вина.

— Димыч, разберись, — попросил Морозов.

По требованию Димыча к столику подошел директор ресторана, что-то резко говорил по-венгерски, а потом по-немецки: «Русские свиньи». Короткий удар Димыча, директор рухнул. За столиками зашевелились.

— Сейчас мы вас будем на попа ставить, — сказал тихо Димыч. — Петя, быстро уходи направо, а я — налево.

Налево была дирекция ресторана. Вонлярский вскочил в кабинет, директор полулежал. Моряк приставил пистолет к кадыку, но тут увидел сумку с деньгами. Он поднял ее и, надавив на кадык, попросил: «Сиди тихо». И двинулся через черный ход.

Он, конечно, был очень пьян. Отошел уже довольно далеко, когда услышал шум погони. Было темно, он видел только большую мутную толпу, которая мчалась на него. Он остановился, подпустил первого под свет фонаря и из положения «на локоть» выстрелил. Человек упал.

Это был директор. Пуля попала ему в кадык.

Толпа остановилась. Очень скоро Вонлярский увидел зеленый забор с красной звездой. Перемахнул и оказался в караульном помещении СМЕРШа. Дежурные солдаты приняли моряка по-свойски и уложили спать. Он успел только раскрыть сумку и разбросать деньги. А утром проснулся связанный.

Петра он не выдал и под суд пошел один.

Следователь был озадачен: столько наград, 13 благодарностей от Верховного Главнокомандующего!

— Зачем же вы деньги-то взяли?