17 мая 1953 года, в день рождения Эмилии, они поженились. После окончания училища Василия взяли в объединение «Русские самоцветы». Эмилия после филфака ЛГУ пошла в издательство «Наука».
Жили у ее родителей в огромной коммунальной квартире с окнами на Неву. Квартира когда-то принадлежала знаменитому Самуилу Маршаку, а теперь здесь ютились 25 человек. Маленькая черная кухня, гудят примусы, куча людей, среди которых — Ида, сексотка, в тридцатых годах на всех доносила, а в пятидесятых ее продолжали бояться.
Родился Павлик. В комнатке молодым отгородили угол.
Эмилия Владимировна:
— Как же мы жили с Васей! Вся коммуналка говорила: «Вот это семья!» Ни разу не поссорились. У меня тетя в Крыму, в Мисхоре, и вот когда Павлик заболел, мы решили отпуск разделить: сначала я с Павликом еду в Крым на две недели, потом Вася подъезжает — втроем две недели, потом я уезжаю, он с Павликом остается. У Павлика получалось полтора месяца. Вася без меня остался и чуть с ума не сошел, писал каждый день, что все валится из рук, что перечинил всю мою старую обувь и что держать мои вещи в руках — счастье для него. Больше отпуск не делили.
Однажды мне отпуск задержали, и я предложила: «Не сиди, поезжай в Крым с моей приятельницей Алкой». На работе говорят: «Ты что, дура?» — «А я ему верю, пусть едет». Конечно, не поехал.
Он сказал ей как-то:
— Если ты когда-нибудь кем-нибудь увлечешься, я не переживу.
Я думаю, главный повод к жизни — любовь.
Завтра, 17 мая, у Василия Васильевича и Эмилии Владимировны — золотая свадьба. Жаль, что не смогут отметить. Последние годы он неподвижен и нем. Она хлопочет возле него круглые сутки — обмывает, обстирывает, кормит, сдувает пылинки.
А он даже не знает, кто она ему и как ее звать.
Черное солнце
В «Русских самоцветах» Василий занимался проектировкой изделий. Его работы из камней продавались в Пассаже, а флакончики для духов шли во Францию. О Гущине писали газеты.
Василий, кроме «Русских самоцветов», допоздна работал в церквях, в Невской лавре, и Эмилия вечерами сопровождала его.
Год шел 1966-й. Однажды он пришел домой рано. «Что случилось?» — «Да мы были на выставке в Академии художеств». — «Кто — мы?» — «Я и Леонтьева, наша новая молодая сотрудница — Мила».
— Когда он произнес имя, у меня заныло сердце…
Он стал холоден, раздражителен. Однажды солнечным утром, за завтраком, она неожиданно для самой себя спросила: «А ты, Вася, ни в кого не влюбился?» Он растерялся. «Да, ты влюбился, и я знаю, в кого — в Леонтьеву». Муж закрыл лицо руками: «Что я наделал!..»
— У Шолохова, когда Аксинья умирает, возникает черное солнце. Я все думала, это — образ. Но в то солнечное утро я подняла глаза и увидела за окном черное солнце. Внутри все обвалилось.
Он открыл лицо: «Только никому не говори, я справлюсь…»
Метался два года. В 1968-м Союз художников построил прекрасный дом. «Я останусь с родителями, а ты переезжай», — сказала Эмилия. — «Нет, нет, я справлюсь».
— Как-то по привычке я заглянула днем к Васе в мастерскую. Прямо посреди мастерской стояли рядом он и Мила. Я растерялась, даже испугалась. Он тоже растерялся. Она была прекрасно одета, а на мне какие-то стоптанные тапки, еще что-то несуразное. Я помню ее иронический взгляд. Что-то пролопотала и ушла.
В 1973 году он ушел к Леонтьевой.
С четырнадцатилетним Павликом случилась истерика, у него начался нервный тик. Эмилия Владимировна слегла в больницу.
— Я долго боялась выходить на улицу, мне казалось, все видят, что я брошенная.
Мы только об одном договорились: чтобы в семейные праздники он приходил. Маму мучили сердечные приступы. Я сказала: «Если мама узнает, что мы расстались, она просто умрет». Павлик заходил к нему в мастерскую: «Завтра у бабушки день рождения — приходи». Мы сидели, общались как ни в чем не бывало. Выходили вместе, а внизу он поворачивал в одну сторону, а я — в другую.
После этих семейных праздников я рыдала ночи напролет. И его было очень жалко, он ведь мучился тоже, а вернуться не мог. Мне подруга объяснила: «Возвращаются только подлые люди: туда-сюда».
Художник Цуп
Она отрезала от себя всех друзей Василия, кроме Дмитрия Павловича Цупа. Высокий старик с окладистой белой бородой и его жена, Людмила Михайловна — маленькая, толстая, невзрачная, с тяжелым характером, они безумно любили друг друга, прожили душа в душу более 60 лет.
— Людмила Михайловна упрекала меня: «Вы не боретесь за него». — «Бороться за человека, который разлюбил, я не считаю возможным. Если даже как-то верну его насильно, мне это радости не даст».
В разрыве семьи, я думаю, почти всегда виноваты двое. Но я, правда, не знаю, в чем виновата. Может, слишком опекала, никогда не просила помочь по дому, берегла его творческое состояние?..
Эмилия Владимировна снова встретила разлучницу — случайно, и та пресекла даже попытку разговора: «Мы не вольны над собой! Это — судьба!»
Она старалась чаще бывать у Цупов.
— Они окружили меня таким теплом, просто спасли.