Сборник работ. Шестидесятые

Что греха таить, далеко не все гладко было в отношениях между нашими странами. Но народы двух стран всегда питали взаимные дружеские чувства. Во все времена югославы относились к русским с глубокой симпатией. Обо всем этом говорили Светозар и его товарищи. Они говорили ещё и о том, что два этих славянских народа никогда, за всю историю не воевали, не враждовали друг с другом, часто бок о бок сражались против общего врага.

История народов Югославии — это история их многовековой борьбы за национальное и социальное освобождение. Более 300 лет продолжалось турецкое иго на Балканах, и в течение всего этого периода не прекращалась борьба сербов, черногорцев, македонцев, босняков, хорватов и словенцев против иноземных захватчиков. После поражения турок в русско-турецкой войне 1877—78 гг. им удалось сбросить турецкое иго.

Трудящиеся Югославии активно участвовали в международном пролетарском движении в защиту молодой Советской республики. На фронтах гражданской войны в России в рядах Красной Армии сражались представители югославского народа.

22 июня, в день, когда фашистская Германия напала на СССР, ЦК Компартии Югославии обратился к народам страны с воззванием: «Борьба Советского Союза — это и ваша борьба, так как он борется и против ваших врагов, под ярмом которого вы стонете… Всеми средствами помогите справедливой борьбе великой и миролюбивой страны социализма…»

* * *

До отхода поезда, на котором мы должны были уезжать из Белграда на юг, к Адриатическому морю, оставалось часа полтора. Надо же случиться этому маленькому несчастью — у меня оторвалась подмётка на правом ботинке. Пока остальные наши товарищи собирались идти завтракать в столовую, я добежал до угла улицы к мальчишке-чистильщику обуви.

— Помоги, парень… Дело пустяковое.

Он стал объяснять, как пройти к мастерской. Я выразил опасение, что не найду. Тогда он закрыл свой рабочий ящичек с несложным набором инструментов и принадлежностей и повёл меня. Мастерская оказалась закрытой. Он повёл дальше, в гору, через крытый рынок.

Наконец, добрались. Мальчишка стал что-то быстро объяснять приёмщику обуви, тот согласно кивнул головой, знаком пригласил меня сесть подождать, а сам начал копаться в кипе квитанций, что-то разыскивая. Время шло. Я показал мастеру на часы — тороплюсь-де, опаздываю. Он снова кивнул, и снова начал копаться в бумагах.

— Француз? — неожиданно спросил он.

— Нет, русский…

Он сделал удивлённое, обрадованное лицо.

— А-а! А ну-ка, — бросив все бумаги, он тут же жестом велел мне снять ботинок.

Через пять минут все было в порядке.

— Сколько динар? — полез я в карман.

— Что вы, что вы? Русский — ничего! Нет, нет! — он замахал руками. На лице его появилось такое огорчение при виде динар в моих руках, что я понял — противиться нельзя, я его здорово огорчу. Просто человек хочет сделать незнакомому русскому маленький подарок.

А что могу подарить ему я? Как на зло у меня не было с собой ни одного сувенира. Только перламутровая авторучка в кармане. Журналист без авторучки, что охотник без ружья. Но я без раздумья протянул её.

— Возьмите на память.

Много было тёплых, удивительных встреч. После одной из них инженер из Челябинска Герман Алфёров сказал мне:

— Знаешь, не дай, конечно, бог этому случиться, но если Югославии будет трудно, я первым приду сюда. Добровольцем.

Эти слова были сказаны в минуту душевного откровения, сильно и просто.

…Мы объехали всю страну. Побывали в Загребе, Любляне, Пуле, Риеке, Ровине. Перед отъездом на родину снова провели один день в Белграде. Вечером, на прощание снова поднялись на Авалу. Снова, как и в первый вечер, ярко светили звезды, как отражение их, мерцали огоньки, ночного Белграда. По этим земным звёздам мы угадывали знакомые, ставшие близкими нам улицы и площади древней столицы. Все вокруг казалось нам давным-давно знакомым и родным, как у себя дома. Только ковш большой медведицы светил непривычно низко, у самого горизонта, точно хотел зачерпнуть прохладной воды голубого Дуная.

1964 г.

Из страны детства

Перед тем, как уйти, отец ещё раз остановился у дверей. Мне очень хотелось, чтобы он взял меня на руки и подбросил высоко к потолку, так высоко, чтобы замерло дыхание. Отец часто так делал. Но он стоит молча и смотрит на меня. Смотрит, смотрит…

Это было 23 июня 24 года назад. Он обещал вернуться, когда разобьёт фашистов, и я ждал его каждый день.

Когда мать садилась за стол писать письмо, она спрашивала у меня: «Что от тебя передать папе?» Я всегда просил: «Дай, я сам напишу». Мне было четыре года, и я не знал ни одной буквы, но мне очень хотелось написать на фронт. На листе бумаги я аккуратно выводил какие-то чёрточки, палочки, крючки. Я был уверен, что у меня все получается так же, как у взрослых. Мать брала мои каракули и очень серьёзно читала: «Здравствуй, дорогой папа. Я тебя все жду и жду. Когда же ты вернёшься? Напиши мне письмо…» Иногда она, увлёкшись, читала больше того, что я хотел написать, и тогда я немножко сомневался:

— Правда, у меня так здорово получилось?

— Правда…